Этот лес переполнен смертью, что верно, то верно. Призрачной смертью. Невидимой и беспощадной, прилетающей на крыльях лёгкого ночного ветерка и наполняющей человеческую душу одним — жаждой убийства. Прозрачная, смешанная с воздухом смерть, которая не оставляет ни следов на земле, ни шрамов на теле. Лес вёл свою охоту. На людей. И теперь Нэк, осознав, что это такое, понял также и другое — спастись от этого невозможно. Человек должен дышать! Физическое потрясение, холод или внезапный звук могут избавить человека от наваждения, но лишь на время; он и сейчас чувствовал уже, как коварный аромат прокрадывается в его тело через ноздри, просачивается в лёгкие, а оттуда в мозг — восприятие происходящего быстро менялось, реальность замещалась без видимых усилий чередующимися друг с другом образами…
Ни булавой, ни мечом с этим не справиться! Только безоружный человек, причём в одиночку, может надеяться уцелеть в этом кошмаре. Но кто согласится войти в этот лес один и без оружия?
Нэк бросил взгляд на свой тускло поблёскивающий в лунном свете металлофон. Очертания инструмента постепенно расплывались, он снова превращался в оружие — в меч. Но то был меч-призрак; прежнего меча Нэка больше не существовало. Но меч-призрак тоже несёт с собой смерть и ничего больше — стоит Нэку забыть об этом хоть на мгновение, и он погиб.
Неожиданно Нэк почувствовал себя страшно одиноким. Никогда ещё он не ощущал себя настолько слабым и беспомощным.
Нэк вытащил из-за пояса деревянный молоточек и ударил им по мечу, пытаясь на ощупь и по звуку найти пластины металлофона. Ему больше ничего не оставалось, это было последним, что ещё могло удержать его сознание на плаву, не дать ему погрузиться в пучину кошмарной лжи. Стоя по пояс в воде, которая представлялась ему сейчас горячей густой кровью, Нэк принялся подбирать мелодию, отыскивая ноту за нотой — каждая из которых, такая чистая и драгоценная, отодвигала прочь мелькание видений. Через короткое время мелодия сложилась, нота следовала за нотой, каждая на своём месте, определяющая и направляющая в сторону истины окружающий мир. Это был марш; удар молоточка соответствовал удару ноги о землю, и так раз за разом. Нэк повторял отрывок снова и снова, устремляя звуки марша к равнодушным небесам.
И он начал петь:
Ритм толкнул Нэка вперёд, вынес его из воды, придавая уверенность и силу.
От массы леса отделились две тени — женская и мужская — и двинулись к нему навстречу… но музыка толчком осадила их. Подобно шеренгам воинов, выплески нот отбрасывали назад желание напасть и разрушить, смешивали фигуры толпящихся вокруг призрачных недругов и гнали их прочь…
А Нэк всё пел и пел, может быть, самую лучшую песню во всей своей жизни:
Две тени начали нерешительно ему подтягивать:
Наполняясь небывалой уверенностью, Нэк перешёл к новому куплету, и, печатая шаг, зашагал вниз по тропинке. Вода с него текла ручьями. Остальные последовали за ним.
Призрак-эхо полностью с ним согласился, и они запели дальше вместе, ещё громче:
Исполненный чувством победы, Нэк пел ещё и ещё, подстёгивая песню, вкладывая в неё свежие силы, бросая новые куплеты в атаку, после того как старые теряли свою власть над вьющимися вокруг головы призраками леса. Вниз и вниз по тропинке, сквозь тёмную чащу, разгоняя незаметно прокрадывающийся в тело дух уверенным пением и звоном металлических пластин, увлекая пленников леса прочь с их гибельного пути.
Но всё кончается. С удивлением Нэк обнаружил, что не может больше петь — его голос охрип. Он маршировал по тропинке и пел несколько часов подряд. Тил и Вара шли за ним следом и без конца трясли головами, силясь прогнать остатки ночных кошмаров.
Наступил рассвет.
Глава 15
— От этой дружины лучше держаться подальше, — заметил Тил. — Пускай они думают, что мы погибли в лесу, так будет вернее. Если бандиты узнают, что мы сумели выбраться, нас наверняка убьют, чтобы сохранить тайну. Днём мы отоспимся в лесу.