Выбрать главу

Маги не убили меня сами. И даже не пожертвовали кем-то из своих воинов. Они велели погрузить меня на телегу, отвезли к Лесу. Отнесли в чащу и оставили там на ночь.

Думаю, ты представляешь, Хорки, что случается с тем, кто заночует в глубине Леса.

Не помню, кто из ночных зверей разорвал мне глотку. Этот момент не отложился в моей памяти. И даже не помню, о чем думал в момент смерти. О семье? Или о мести?

Посмертное проклятие досталось Лесу. Тот поглотил его и не заметил.

Лес не боится человеческой магии.

***

— Вот так я и стал частью Леса, Хорки, — сказала Мираша. — Лес не отпускает души своих жертв. Оставляет у себя. Заставляет себе служить.

— И как ты ожил? — спросил я.

***

— Тебе рассказывали, что такое Лес, Хорки? — спросила старуха. — Нам с детства твердили, что он живой. Что он полон чуждой нам магии. Что каждая его травинка, каждое деревце и все ночные звери, что обитают в нем — не сами по себе, а часть Леса.

Так вот, все это правда. Больше тебе скажу, Лес существует сразу во многих мирах, и он не просто разумен: Лес — это объединенный разум всех населяющих его сущностей. И ночью, когда Лес пробуждается от дневной дрёмы, он ослабляет барьеры между мирами и являет нам чудеса: диковинные растения, неведомых животных.

Я все это знаю точно. Ведь очень долго я сам являлся частью Леса, отдавал ему свои чувства и эмоции — себе оставлял только ярость.

Ярость — вот что движет всеми ночными зверями. И чем она сильнее, тем скорее обратившаяся в ночного обитателя Леса душа из крохотной зверюшки превратится в Зверя. Но и тот — не предел для роста. Дальше, в самой чаще, куда никогда не проникали охотники — и уж во всяком случае, не возвращались оттуда живыми — обитают те, кого опасаются даже Звери.

Так вот, Хорки, я не помню, как долго бегал ночами по Лесу, пытался выплеснуть на кого-нибудь свою ярость. Но помню, как впервые увидел в лесу ту девочку.

Это странно: я знаю, что встречал в Лесу людей и до нее, убивал их — и охотников тоже. Не помню, скольких я убил — много. Но при встрече с девочкой моя ярость схлынула… и Лес позволил мне вспомнить: другого ребенка с такими же белыми волосами, с похожими ямочками на щеках, которого я когда-то обнимал, носил на руках — гибель которой и служила основным источником моей ярости.

Тогда я снова убил. Но не девочку. Разорвал на клочки тех ночных зверей, что посмели к ней подойти.

Лес меня за это не наказал. Кажется, мой поступок пробудил в нем любопытство.

Девочка бродила по Лесу до самого утра. Под моей защитой. Унесла с собой пучок ярких цветов.

И вернулась снова. Не знаю, через сколько дней — я не считал. Но ждал ее. И дождался. Я следил за ней и убивал всех, кто осмеливался явиться в тот участок Леса, по которому она гуляла.

Не знаю, почему тот ребенок очутился в Лесу ночью впервые. Но все последующие разы девочка приходила уже с определенной целью — за цветами. И уносила их с собой столько, сколько позволяли силы.

А однажды она явилась в компании взрослых мужчин.

Но ушла одна. Понимаешь, пусть я тогда еще не стал Зверем, но силы мои росли стремительно, с каждой одержанной победой — и над пришлыми, и над ночными зверями.

Чужаков на своей территории я терпеть не собирался. Мужчин я убил. Уже следующей ночью души спутников девочки стали частью Леса.

После этого девочка долго не приходила.

Я ждал. Хотел увидеть ее снова — ведь без нее меня не посещали воспоминания. Я погружался в пучину ярости. Кружил по ночному Лесу, убивал, становился сильнее… но продолжал ждать.

И однажды я отправился ее искать.

Ты говоришь, Хорки, что ночные звери не покидают Лес. Ты ошибаешься. Они делают это, если у них есть причина.

У меня причина была.

Деревню девочки я нашел без труда. И дом на ее краю, почти у самого Леса. Он находился совсем близко к той территории, на которой я безраздельно властвовал.

Девочка была в доме — я чувствовал это. Но заходить туда не стал. Потому что столкнулся на пороге с женщиной — хрупкой, остроносой.

Она не закричала. Думаю, она остолбенела от испуга.

Какое-то время мы с ней разглядывали друг друга. Потом я развернулся и ушел. Я не убил ее. У меня не возникло такого желания: не моя территория, не Лес — возможно поэтому.

А следующей ночью девочка снова пришла за цветами. Ее возвращение вернуло мне воспоминания — о той, другой, моей. Я радовался им. И с еще большей яростью набрасывался на всех, кто посягал на мой участок Леса, привлеченный появлением там человека.