Я представил, как сестра водит по моему лбу мягким перышком. Мы с Двадцатой выяснили, что именно эта фантазия помогала мне расслабить мышцы на лице, делала мой взгляд серьезным, спокойным.
— Конечно, получится, — сказал я.
— Так и говори себе. Вот! Совсем другой вид!
И не ошибся.
В тот же день на вечерней тренировке я зажег свой первый огонёк.
Глава 10
Со всех участков моего тела тепло вдруг устремилось в руку. Не само по себе. А потому что я так захотел. Собралось на кончике пальца и вышло за пределы тела в виде крохотного огонька.
Так я сумел создать огонь в первый раз.
Потом стало проще.
Я понял, что тепла во мне много — оно и есть огонь. И сколько я его не сгоняю в руку или в пространство над рукой, оставляя между ним и моим телом невидимый глазу канал, оно всё не заканчивается. Могу собрать его сколько угодно, хватило бы времени и терпения. И то количество огня, которое еще вчера накапливал в течение ста ударов сердца (так подсчитывал время), сегодня собирал всего за восемьдесят. А если смогу «прогрессировать» (очередное умное словечко Двадцатой), как Гор, уверен: завтра управлюсь за шестьдесят.
Ощутив внутри себя огонь, я словно впервые вдохнул полной грудью.
И что бы ни говорила Двадцатая, свои новые умения я считал магией.
***
Наставник (он с нами давно уже не занимался) не обманул. К тридцатому дню тренировок ни один боец из нашего отряда уже не спускался по степеням на берег пруда, не сидел с закрытыми глазами на деревянном чурбане.
А на тридцать первый день после начала тренировок вар Брен выстроил нас в шеренгу на первом этаже корпуса. Прохаживался перед нами, поглаживал усы. И рассказывал о тактиках работы отряда огоньков.
С его слов, существовало восемь основных тактик ведения огневого боя. Каждая из которых имела от двух до пяти вариантов. Выбор конкретной тактики зависел от численности огоньков, площади цели и тех задач, которые стояли перед отрядом.
Командир сообщил, что в ближайшие дни мы изучим все эти тактики на «теоретических» занятиях. А потом опробуем их «на практике». Теперь наша цель состоит в том, чтобы добиться слаженной работы во время выполнения боевой задачи — каждой группы и всего отряда.
Перечисляя пока ни о чем мне не говорившие названия тактик (я сейчас даже не пытался их запомнить), вар Брен вновь посмотрел на Двадцатую. Сделал паузу в своей речи, о чем-то задумался. Потом дернул себя за ус, улыбнулся и продолжил рассказ.
Я представлял, как щекочет мой лоб кончик пера.
И думал о том, что не могу убить вар Брена.
Нельзя убивать тех, на ком эмблема клана Лизран! А на теле командира она тоже есть. Я видел.
Но как бы я хотел, чтобы ее на нём не было!
***
Вар Брен впервые окликнул Двадцатую в тот день, когда я сумел зажечь огонь, во время вечернего построения. Даже не взглянув на меня, сказал:
— Хм. Двадцатая, сегодня после вечерней тренировки помойся. С мылом! И приходи в мою комнату. Тебе понятно?
— Да, командир вар Брен!
— Хорошо. А ты, Семнадцатый, даже не вздумай ночью ко мне явиться. Понял?
— Да, командир вар Брен!
Слова командира озадачили меня. Зачем бы я пошел к нему ночью?
Когда вар Брен скомандовал перестроиться в колонну, я шепнул:
— Что ему от тебя понадобилось?
Двадцатая подняла на меня глаза.
Понял, что мой вопрос удивил её. Но не догадался, почему.
Женщина отвела взгляд. Сказала:
— Вечером узнаю.
***
Зачем командир позвал к себе Двадцатую, мне подсказал Гор.
— А я всё удивлялся, неужели вар Брен не захочет попробовать розу, — сказал он. — Он уже дважды велел Седьмой согревать ему постель. Понимаю, ему нравятся малолетки. Но ведь роза — мечта любого мужчины! Нужно быть идиотом, чтобы хоть разок не переспать с ней!
***
Двадцатая вернулась тогда под утро.
Я не спал, дожидался её.
И напоминал себе, что в комнату вар Брена идти нельзя. Как бы мне этого не хотелось.
Время тянулось медленно.
Гор храпел. После полуночи стихли голоса в соседних комнатах.
Я до хруста в суставах сжимал кулаки и злился от бессилия.
Однажды ночью к нам с Двадцатой в комнату вломились сразу пятеро — мужчины из первой и второй группы нашего отряда. Они надеялись, что смогут одолеть меня числом. Я их избил. Всех пятерых. Но не покалечил — запретил вар Брен.