Стоп, какого хрена?
Почему я на какой-то там боевой арене?
Глаза не открыл, а уже чувствую, что в другом мире, да ещё оказался посреди боя.
Почему я знаю слова, которые не знал?
Что это за язык?
Я определённо говорю и понимаю то, чего раньше не видел, не слышал, не понимал.
— Воронцов, если ты не встанешь, я тебя сама укокошу! — теперь уже кричала какая-то девушка. По тону и голосу я бы дал ей звездюлей, но дам лет восемнадцать. — Воронцов, очнись! Атака! Ки-йя! Воро… Как же ты достал! Ты будешь воевать⁈ Ки-йя!
Это она мне⁈
Это я-то Воронцов?
А если верить конферансье, то и вовсе — Александр Воронцов.
Что за хрень?
Меня зовут Кейн… Кейн Волнберг. Никаких Александров Воронцовых я не знаю и знать не хочу.
Мне нужен Вэлгор, чей чугунный зад создал мне кучу проблем.
Я хотел после данжа отдохнуть, выпить пива, потрахаться. А тут какие-то крики, стоны, угрозы… галлюцинации!
Мы с напарником должны были заработать кучу бабла за последний данж. Мне хотелось взять отпуск хотя бы на месяц. Да даже просто выспаться, а то каждый день пьёшь эти сраные зелья и воюешь, воюешь, воюешь… четыре, сука, года без отдыха!
— Мне просто хотелось пива, секса и отдыха! — рявкнул я в чёрную пустоту.
И пустота пропала.
Передо мной проявилась самая настоящая боевая арена с трибунами, которую я почувствовал ещё с закрытыми глазами. И она не такая, как в моём мире. Нет, это была охренительных размеров сферическая каменная арена, где тысячи молодых гомункулов наблюдали за мной и… моей боевой подругой?
Но откуда я знаю её и это слово — «гомункул»?
— Ки-йя! — атаковала красотка другую красотку.
Черноволосая бэйба… господи, откуда я знаю и такое дебильное слово «бэйба»?
В общем, моя боевая подруга, которую окрестил мой мозг таковой, снова посмотрела на меня со всей своей женской злостью и повторно крикнула:
— Какое пиво, секс и отдых, Воронцов⁈ Ты совсем, что ли⁈ Помоги с сёстрами Морозовыми! Ки-йя! — И красотка снова атаковала одну из сестёр.
Меня это изрядно достало.
Две снегурочки атакуют мою боевую подругу.
Боевая подруга злится на меня.
Я злюсь на всех.
Все смотрят на меня и на трёх красоток.
Ещё ведущий что-то вякает.
Палит солнце. Возможно потому, что я провёл в подземелье пять дней. А если учесть, что выходил на свежий воздух буквально на пару часов, да и было это ближе к вечеру, а потом снова в данж, то нормального палящего солнца я не видел уже четыре года. Удивляет, что не ослеп при таком раскладе.
И всё вот это вот резко нависло надо мной.
Я привык к монстрам и чудесам любого пошиба и окраса. Но чтобы осознать, что я в другом мире, в другом теле — это уже перебор.
С телом — это я сразу понял, что оно не моё.
Другой мир — это тоже почувствовал сразу, но теперь ещё и вижу глазами хозяина моего нового тела.
Что дальше?
Где Вэлгор?
— Вэлгооор⁈ — крикнул я. — Вэлгооор!
— Воронцов, да помоги же ты! — бесновалась черноволосая. И пусть её округлые формы в красном боевом костюме заставляли младшего Кейна приподняться, я всё равно не любил, когда на меня кричали.
— Слушай сюда, жертва песочных часов девяносто-шестьдесят-девяносто! — подошёл я к своей боевой подруге, на которую сагрились обе сестрички. — Я не посмотрю, что твои аппетитные формы вызывают во мне лишь одно желание… И на вас я смотреть не буду! — громко предупредил сестёр Морозовых, которые тоже уставились на меня, не понимая, что происходит. — Вы со мной все трое — либо уважительно, либо нахрен! Вам ясно⁈
Красотки слегка прифигели от моих слов.
Но мне как-то пофиг на это.
Чёрная печать Короля последнего данжа втянула меня в водоворот хрен знает каких событий. А я не просил этого.
Даже если убрать жалобы на другой мир и другое тело, то остаётся ещё человеческая деталь — уважение ко мне. И если эту «деталь» нарушают, то нарушитель будет наказан.
— Снежана, покажем ему, кто здесь главный! — махнула головой первая сестра Второй.
Близняшки, как снежный вихрь, разошлись.
— Воронцов, берегись! — снова закричала моя боевая подруга.
Странно, ведь я почувствовал связь с новым телом, с новым языком, новыми словами, но совершенно не помню, как зовут моего нового напарника. А что самое хреновое — это девушка. Грёбаная баба, мать её!
Что она может, а⁈