— Честных людей очень мало, — сказал гуль спокойно. — Просто прими это как данность. Тогда, если кто-то вдруг сдержит слово и оправдает твои надежды, тебе будет приятно. А если не сдержит и не оправдает — ты хотя бы будешь к этому готова.
Она кивнула, украдкой смахивая слёзы. Хотя, господи, ей-то чего плакать? Это бедного Харона стоит пожалеть, что связался с такой дурищей.
*
Вот странно: в метро было куда холоднее — вода под ногами, затхлая сырость земли. А здесь, снаружи, вовсю светило солнце — но при виде просторной площади, которую придётся преодолеть, чтобы добраться до гостиницы, по спине Эмили побежали мурашки.
Она повыше подняла воротник.
— Вот, смотри, — шёпотом окликнул её гуль. — Только сильно не высовывайся. Двое там, на крыше, ещё один в переходе. И в том магазине как минимум трое. Наверняка есть и ещё.
— Мутанты? — Эмили прищурилась, вглядываясь в едва заметные силуэты.
— Они самые. Как-то их многовато. Тебе хоть заплатят за эту спасательную операцию?
Эмили сконфуженно отвернулась. Наверное, через пару часов Харон уже мечтать будет о воскрешении Азрухала.
— Рейли сказала, можно попасть в гостиницу через больницу. Там есть проём в стене и какая-то антенна…
— Они уже пробирались через больницу, и ничем хорошим это не закончилось, — Харон сменил магазин дробовика. — Видишь там развалины слева от гостиницы? Можно пробраться сразу на третий этаж.
— Ты научишь меня драться? — спросила она. — Не сейчас, конечно. Потом. Мне так стыдно, правда. Я понимаю, что никогда не стану, как ты…
— Не станешь. Оно и к лучшему, — гуль посмотрел на неё.
У него были синие глаза. Не выцветшие, как у большинства обитателей Подземелья, а яркие, даже под мутным слоем роговицы, и очень живые. Это было совсем неважно — уж сейчас-то, за минуту до самоубийственной пробежки по самому опасному району города, да и вообще…
Но у него, чёрт возьми, были синие глаза. Синие и грустные.
— Научу, — сказал он, снимая с плеча дробовик. — Тому, что смогу и успею. Дурное дело нехитрое. Для начала — завяжи шнурки. И — не бойся. В случае чего стрелять будут по мне, если у них есть хоть капля мозгов. Готова? Ну, пора.
*
Обломки бетонных конструкций, ощетинившиеся кусками арматуры и присыпанные снегом, не внушали доверия. С ними и находиться рядом было страшновато — а уж карабкаться наверх…
— Пойду первым, — гуль перевесил дробовик на левое плечо. — Отмечай, куда я наступаю и за что держусь — и за мной.
Ничего отметить Эмили так и не успела: наёмник просто взлетел по завалу, в два счёта оказавшись наверху. Заглянул в окно третьего этажа, одобрительно кивнул.
Эх, была не была.
Стиснув зубы, Эмили поползла наверх. Первый отрезок пути дался просто, хотя бетонные плиты под ногами то и дело предательски подрагивали, а те прутья арматуры, за которые она хваталась, были одновременно холодными до ломоты в пальцах, дико скользкими и чертовски острыми. Но вот дальше… Следующий надёжный выступ перекрытия был почти на уровне её груди.
— Харон, — жалобно позвала она.
— Ну, что там? — отозвался гуль шёпотом. — Давай уже, забирайся. Мы тут как на ладони.
— Я не могу, — Эмили зажмурилась от стыда. — Влезть не могу. Высоко.
Гуль молча — насколько же ещё хватит его терпения? — спустился. Поморщившись, протянул Эмили руку — и легко, словно котёнка, втащил наверх.
— Спасибо, — прошептала она, вытирая испарину со лба рукавом. — Мне правда жутко стыдно, я… Ох, ты уже там?
Она перелезла — перевалилась, если уж точно — через подоконник, чудом не распоров куртку о торчащие из рамы осколки. Заморгала, привыкая к полумраку комнаты — тесной, заставленной довоенной мебелью.
Гуль, осторожно перешагивая через обломки каркаса кровати, подобрался к дверному проёму. Выглянул в коридор.
— Пусто, — сказал он негромко. — Но на лестнице — двое или трое. Без стрельбы не обойдётся. Значит, так. Побудь пока тут. Я с ними разберусь — и вернусь за тобой. Это — понятно?
Эмили согласно кивнула.
— Сиди тихо, и не бойся, — его голос, казалось, потеплел на тысячную долю. — Я справлюсь. Если вдруг нет — если не вернусь до ночи, или ты будешь уверена, что я умер или серьёзно ранен — выбирайся через окно и возвращайся в Подземелье тем же путём, что мы пришли. Тоннель я расчистил, но всё равно будь осторожна и держи оружие наготове. Всё.
Он был совершенно спокоен — как обычно. Он ведь только кажется бессмертным, с ужасом напомнила себе Эмили. Что бы там ни говорил Азрухал, но он всего лишь человек из плоти и крови. Человек, которого она сейчас, может быть, отправляет умирать.
— Удачи, — проговорила она севшим голосом. — И…осторожнее там, хорошо?
Он коротко кивнул. Снял с плеча дробовик, взвёл затвор — и вышел из комнаты.
Эмили, опомнившись, юркнула в простенок между шкафом и стеной. Обхватила колени руками, сцепила замёрзшие пальцы, зажмурилась…
Ждать она умела хорошо. Ждать смерти, пытаясь угадать небо в том сером и невнятном свете, что сочился сквозь прорехи в потолке клиники Мегатонны. Ждать в закутке у генераторной, пока Буч и его дружки не пройдут в класс — чтобы вбежать туда за секунду до того, как мистер Бротч включит проектор.
Тишина сгустилась, став невыносимой, давящей, осязаемой.
— «Перед тем как войти в ущелье, Черный Бык Норроуэйский остановился, — прошептала Эмили одними губами, глядя на тусклый блик в изножье кровати. — И сказал: «Тут тебе придется спешиться, госпожа моя. В этом ущелье я буду сражаться не на жизнь, а на смерть. Биться я буду один, и никто не должен мне помогать»…
Слова таяли в ледяном воздухе, едва сорвавшись с губ. Как тогда, в другой тёмной комнате, когда папа всё не возвращался с дежурства, и отключили свет, и на коленях лежала давно выученная наизусть книга сказок — если читать их некому, то приходится самой. Разгонять темноту звуком собственного голоса.
— «…Темное мрачное ущелье, что лежит перед нами, — это логово Духа Тьмы. Он творит много зла в нашем мире. Я хочу с ним сразиться и победить его и надеюсь, что смогу. А ты сядь вот на этот камень и не шевели ни рукой, ни ногой, пока я не вернусь»…
Треск выстрелов показался оглушительным. Эмили вскрикнула. До боли стиснула пальцы, зажмурилась, вжалась в стену — чтобы сократиться до размеров математической точки, исчезнуть…
Автоматная очередь захлебнулась. Оборвалась вместе с чьим-то криком. И стало тихо-тихо.
Он сказал ждать — и она ждала. Как та девчонка из сказки, невеста Чёрного Рыцаря Норроуэйского, которая тоже знала толк в ожидании…
Тишина сгустилась, став невыносимой, давящей, осязаемой.
А если Харон просто ушёл? Что его держит-то, если разобраться? Подпись на контракте — ну смешно же. И его можно понять. С такой дурой-неумёхой из Убежища связываться — себе дороже. На что она ему сдалась?
Лучше пусть так. Лучше пусть он на самом деле ушёл, бросив её здесь. Потому что если он умер из-за её неумения отказывать…
За стеной раздались шаги — чужие. Неправильные. Харон ухитрялся перемещаться почти неслышно — этот же топал, как слон. Мутант?
Эмили затаила дыхание. С ужасом впилась взглядом в бутылку с водой, забытую на краю стола.
Супермутант — огромная гора мышц — влетел в комнату, тяжело дыша и бормоча что-то неразборчивое. Швырнул на кровать здоровенную сумку со снаряжением — только пружины жалобно заскрипели. Взвизгнула молния. Мутант выхватил из сумки обойму патронов для минигана — для минигана, господи — и рванулся обратно в коридор.
— Да где же ты? — отчаянно прошептала Эмили, косясь на дверь. — Харон, ну где ты?
На дне расстёгнутой сумки призывно поблёскивали металлические цилиндрики — импульсные гранаты. Эмили видела такие в «Магазине на кратере», и видела, сколько они стоят. Хорошее оружие.
…А если его ранили, и он теперь лежит где-то без сознания, и каждая минута на счету — а она, живая и здоровая идиотина, сидит тут над сумкой с боезапасом…