— Интересное построение, — бормотал Смушкевич, глядя на экраны, — и ведь разумно, когда противник… а вот и они… хорошо стреляют, мерзавцы…
Не стоит удивляться, что почти сразу же прославленный герой испанского неба немедленно предложил учебный поединок. И опять была возможность выбрать. Комкор ткнул пальцем в первого попавшегося лейтенанта.
Разумеется, летеха продул. Но, к удивлению и тайному неудовольствию Смушкевича, не всухую. Курсант был условно сбит пять раз, Смушкевич — один. Попытка оспорить результат потерпела крах: тренажер имел возможность замедленного воспроизведения.
Вечером два старших командира совещались с глазу на глаз. При этом наливали не воду и не в наперстки.
— Да кто ж он такой?! — горячился Смушкевич.
— Не летчик, — отвечал Рычагов. Это была чистая правда.
— Сам догадываюсь! — кипел горячий еврейский парень. — В курилке говорили: ему за шестьдесят!
— В паспорт не глядел, — дипломатично отреагировал комбриг и тем самым снова выдал правдивую информацию.
— А какие он иностранные языки знает? — вдруг спросил комкор и налил еще.
— Английский точно, читает без словаря; еще слыхал от него испанские словечки…
— Не было его в Испании, уж про такую личность все наши знали бы.
— Ага, будь он летчиком, то знали бы. А если нет?
— Вот я тебя и спрашиваю: пусть не летчик, а кто тогда?
— Добавь: не летчик, но в нашем деле что-то понимает.
— Еще б не понимать. Чтобы зеленый парнишка за считанные пару месяцев так навострился и в учебном бою меня зацепил…
— А про Серова с Осипенко слыхал?
При упоминании Серова комкор подобрался и даже вроде бы протрезвел.
— Выкладывай.
Последовал рассказ, закончившийся так:
— …и при всем том к Толе относился со всем уважением, и к Полине тоже.
Смушкевич проявил догадливость:
— По всему видно: ему понадобилась Толина поддержка, и от Полины тоже. В чем, хотел бы я знать? А еще больше мне интересно: кто же он все-таки такой?
— Слыхал я про него такое определение: инженер-контрабандист.
Такие слова просто необходимо было закусить, что Смушкевич и проделал. Видимо, после этого в мозгах у комкора наступило прояснение, вследствие которого прозвучало почти что трезвое:
— Попробую поставить вопрос перед Локтионовым[19] — надо бы собрать самых умелых и чтоб с опытом Испании. И всех туда, в сводную часть — помогать твоим. Ты убедил, не такие они желторотики, но согласись, что одного истребительного полка может не хватить на всю зону конфликта. Обязательно на И-180. Ты говорил, контрабандист? Так пусть нам добудет — хоть как, хоть через самого черта — нужное количество этих машин. Понравились они мне.
— Идея хорошая, Серов тоже ее высказал. Что до самолетов — думаю, ты прав: если ему прикажут, то он эти самые И-180 раздобудет. И еще кое в чем прав… Знаешь, как мои курсанты прозвали этого интересного коринженера? Старый черт. Сейчас, правда, они зовут его просто Старый.
В ответ на такие слова Смушкевич усмехнулся, довольный собственной проницательностью.
Глава 20
Разговор с Жуковым оказался непростым. В его словах так и сквозило недоверие к штатскому — а в том, что этот товарищ в глубине души так и остался штатским, у опытного командира сомнений не имелось. Но постепенно собеседники молча согласились быть по имени-отчеству и на "ты" — разумеется, только в обстановке с глазу на глаз.
Однако рассуждения и сведения, изложенные весьма немолодым инженером, были для сорокатрехлетнего комдива большой неожиданностью.
— Ты думаешь, Георгий Константинович, что твоя задача — победить в этой войне. Ошибаешься: твоя задача другая, — последовала непонятная усмешка. — требуется, чтобы ты победил с разгромом. Так, чтобы в будущем при мысли о войне с Советским Союзом японцы до сортира не успевали добегать. А моя задача — тебе в этом помочь. Не военными советами, тут ты меня с легкостью за пояс заткнешь. Снабжением.
Увидав особенный огонек в глазах собеседника, Рославлев понял, что нашел нужную ниточку:
— Имею в виду: можно дать новейшую технику; проблема в том, кто ей будет управлять. Вот с авиацией вроде как решил, летный состав двадцать второго истребительного полка обучил. С танками хуже.