Яковлев выслушал внимательно и начал критиковать:
— Для таких перестроений понадобится хорошая связь. А ее нет.
— Берусь достать танковые рации. Правда, они будут простенькими, но хорошую связь дадут; правда, дистанция у них будет так себе. Но тут нужны ремонтные службы, которые установят их хотя бы на командирские машины. И опять главная наша проблема: нехватка времени.
— Будем пробовать.
Смушкевич пошел на контакт охотно: видимо, сказались посиделки с Рычаговым.
— Яков Владимирович, есть ли уже сведения о том, какие подразделения будут присланы? Двадцать второй истребительный я не считаю.
— Семидесятый истребительный, те наполовину на И-153, остальные на И-16.
— Тут такое дело, Яков Владимирович: на сто восьмидесятых нет подвесок под эрэсы. А на И-16, равно на И-153 такие есть. Но "чайки[20] как истребители японцам не соперники, так что сначала двадцать второй должен от них небо расчистить. И-153 пусть работают как штурмовики. А еще эрэсы хороши против плотного строя самолетов противника. Ну, тут ненадолго: как наладят те рассыпной строй, так эрэсы только что против наземных целей сильны будут. И еще одну штуку, Яков Григорьевич, я припас для двадцать второго полка.
Коринженер разжал ладонь. На ней оказался непонятный приборчик.
— Закрепить на стекле фонаря перед пилотом. Вот так он включается, так выключается. Он записывает изображение — все, что перед ним. С такими куда легче проводить разбор полетов.
Смушкевич задумался, потом нерешительно протянул:
— Этот… ну, эта штуковина, она, так думаю, очень секретная?
— И еще как! Уж будьте уверены.
— Может, ее тогда не надо в самолеты? Сам должен знать: как собьют нашего за линией фронта, так приборчик к японцам попадет.
Коринженер подумал и понимающе тряхнул головой:
— Тут, Яков Владимирович, мне возразить нечего. Снимаю предложение. Но имею еще сведения, которые тебе надо знать. Очень скоро улечу отсюда. Если кратко: буду готовить еще подразделение.
— Под будущую войну с Германией, что ль? Иль с Польшей?
Ответом был недоброжелательный взгляд и выраженно официальный тон:
— Ваши догадки, товарищ комбриг, оставьте при себе. И не распространяйтесь про сведения, которые вы только что узнали. Все понятно? Ну и отлично. К вашему сведению: разведки европейских стран чувствуют себя в Японии, как у себя на заднем дворе. Вопросы? Нет?
— Есть просьба. Нельзя ли ускорить прибытие сюда запаса эрэсов?
Инженер-контрабандист задумался, потом спросил:
— А что, сейчас их совсем нет?
— Есть, но уж очень мало, всего-то с десяток ящиков осколочно-фугасных.
— Могу посодействовать, но с условиями.
— Какими?
— В ящике восемь снарядов, так?
— Верно.
— Будем считать, что в ящике снаряды из одной заводской партии… Тогда вот что: из каждого ящика взять по одному эрэсу, промаркировать — скажем, номерами — и проверить, снарядив их на "чайки" и запустив по порядку в землю. Мне надо быть уверенным, что нормально работают механизм запуска, баллиститный порох и взрыватель…
Смушкевич не знал термина "баллиститный порох", но о смысле догадался.
— …и если испытания покажут полную пригодность, то достану еще эрэсы.
— Сегодня же проверим! — загорелся Смушкевич.
Дефектных снарядов проверка не обнаружила. Вечером того же дня на склад поступили "контрабандные" ящики с реактивными снарядами. Почему-то на таре оказалась странная маркировка: сделанные незнакомой черной краской полностью непонятные надписи вроде МФ681, ФХ-1, МТ68, ФХ3К и тому подобные. Разгорелся нездоровый интерес. Дело дошло до Смушкевича. Тот примчался с вопросами:
— Товарищ коринженер, что за эрэсы в ящиках?
— Все одинаковые, осколочно-фугасные. Только партии разные. А в чем дело?
— Химических нет среди них?
— Такие я достать не могу, даже если бы захотел, — холодно отвечал "контрабандист".
— Тогда что значит "ФХ-1", к примеру?
— Повторяю, химия тут ни при чем. Внутризаводские обозначения, я в них не вникаю. Работают эрэсы — и ладно. Вот если вдруг обнаружатся дефектные снаряды, тогда дайте мне знать.
Разумеется, эти надписи нанес лично Рославлев — только лишь для того, чтобы отвести подозрения в полной одинаковости ящиков.
Понимая, что времени остается намного меньше, чем желалось бы, Рославлев положил себе сделать еще что-то полезное в части тактики — и вызвал к себе Рычагова.