— Скоро узнаем. Как со жратвой?
— С этим все в порядке, только пойла нет, не оставили, шакалы. Я искал!
— Ну, это не беда, я прихватил с собой грелку отборного первача, как чувствовал, что с этим нас обломают.
— Молодчик, Малой! Теперь все ништяк, а то тоскливо здесь, в натуре!
— Ночью не холодно? Я смотрю, у дома и трубы-то нет?
— Печки нет, зато есть пуховые спальные мешки.
Хоть голым спи.
— Ну, пошли в дом, что ли? Чего тут на причале торчать?
— Пошли, Малой. Сейчас грамм по двести рубанем и «отбой», хоть немного поспишь. Замаялся, поди?
— Да не то чтобы очень, но есть маленько! Только почему немного? Думаешь, с утра нас навестят?
— Должны! Не на отдых же сюда кинули?
— Ладно, видно будет, пошли, прохладно у воды.
Друзья вошли в дом, выпили самогону и завалились спать. На часах пробило четыре утра.
Почти в это же время к Верхотурску подходил пассажирский поезд со стороны Рахтура. В тамбуре, покуривая, стоял молодой человек с восточными чертами лица.
Таких в ту пору и в тех местах жило и работало много, поэтому внимания он не привлек.
По прибытии на станцию Хоза Сулейманов, а именно он и был тем молодым человеком, поправил спортивную сумку на брезентовой штормовке и, минуя само здание станции, направился по пустынному городу к его центру.
Через полчаса он стоял возле двери № 5 второго этажа нового трехэтажного дома. Звонить не стал, постучал — незачем тревожить соседей. Но толстая обивка делала его попытки разбудить хозяина квартиры бесплодными. Тогда Хоза порылся в карманах, вынул связку ключей, нашел нужный — дубликат, сделанный втайне от Парфенова, открыл дверь. Предохранительная цепь была снята в считанные секунды клинком кинжала чеченца. Сулема, как называл своего верного помощника начальник золотодобывающего прииска Жилин, тихо вошел в квартиру, осторожно прикрыв за собой дверь.
Привыкнув к темноте коридора после освещенного подъезда, он крадучись прошел в комнату, где на софе, завернувшись в одеяло, мирно похрапывал хозяин квартиры, Семен Семенович Парфенов.
Сулема сел в кресло у журнального столика, достал фонарик, включил его, направив луч себе под ноги, взял со стола журнал «Вокруг света» и швырнул его на софу.
Парфенов, еще не открыв глаза, вскочил и тут же быстро сел, испуганно забившись в угол постели. Ослепительный луч, направленный в глаза, слепил его.
— Кто здесь? — на грани истеричного вопля прохрипел Семен Семенович.
Луч опустился.
— Ай, не узнал, да? Кого должен быть встретить, начальник? — знакомый акцент в ответ.
Парфенов облегченно вздохнул:
— Сулема, ты? Черт нерусский!
— Не ждал так рано? Нет-нет пугался; да?
— Испугаешься тут!
Чеченец рассмеялся гортанным, приглушенным смехом.
— Зачем пугаться? Ствол надо под подушкой держать. Появится кто, бах, и нет его! Так мужчина должен делать, не забиваться в подушки, как баба пугливая!
— Откуда у меня ствол-то?
— Спроси у меня! Я продам, недорого возьму. Две тысяча, и все дела!
— Да ну тебя, Хоза! Ты есть хочешь? — потянулся рукой Парфенов к ночнику, но его остановил чеченец:
— Не надо включать свет! Не надо, чтобы знали, что у тебя гость. Ты спи, как спал, есть я не хочу, буду тоже спать. На полу прилягу, утром говорить будем!
— Но, может, перекусишь все же?
— Эй. Зачем ты такой непонятливый, Семен? Сказал спать, значит — спать! Мало осталось.
— Чего мало?
— Спать, конечно, зачем глупость спрашиваешь?
Спокойной ночи, Семен, и прошу, не говори больше ничего, не мешай!
— Спокойной ночи!
Сулейманов, положив под голову спортивную сумку и укрывшись штормовкой, моментально уснул. У Парфенова же сон как рукой сняло. Не помогли и двести граммов водки. Но не бродить же в темноте по квартире?
Прилег, да так и лежал до утра, ворочаясь в беспокойных и бесполезных попытках уснуть. Поэтому и поднялся в семь часов разбитым, уставшим, словно две смены подряд отсидевшим в конторке карьера.
Хоза в отличие от хозяина квартиры поднялся бодрым, сделал несколько упражнений, ушел в ванную, где долго плескался под холодным душем.
Приготовив завтрак — обычную глазунью, Парфенов ожидал на кухне, когда закончит свой затянувшийся моцион чеченец. Время поджимало, пора идти на работу, а еще надо было переговорить с Хозой, хоть накоротке.
Определиться, что делать дальше. А Сулема все плескался в ванной.
Семен Семенович подошел к совмещенному санузлу, крикнул негромко:
— Хоза!
— Чего тебе, дорогой?
— Времени нет, выходи, мне на работу пора!
— Один минут, Семен, не знал, что ты и по субботам пашешь!
И только тут Парфенов вспомнил, что сегодня выходной день.
— Тьфу, — сплюнул на пол Парфенов, — черт попутал, совсем с этими делами счет дням потерял.
— Э-э, много думаешь, наверное? — сказал Хоза, выходя из ванной. — Так башка скоро совсем перестанет работать. Непонятно только, в чем твои заботы? Дом есть, работа — начальник, не кайлом в карьере камень рубишь, все больше на совещаниях жопу протираешь. Не так?
— Не так! Ты не говори, чего не знаешь, а давай-ка лучше завтракай и по делу побазарим. Тебя сюда тоже не так просто прислали.
— Это правильно! Но яичницу свою жри сам.
Я потом как-нибудь шашлычок сам надыбаю у земляков!
— Ну как хочешь, гурман!
— За языком следи, Сеня!
— Гурман — не оскорбление.
— Я этого не знаю.
— Ладно, больше не буду.
— Вот и молодец, так будет лучше!
Парфенов проглотил завтрак, запив его жиденьким кофейным напитком. Вымыв посуду и убрав со стола, Семен Семенович неловко начал разговор о том, из-за чего, собственно, и появился чеченец в его квартире.
— Хоза! Я должен показать тебе женщину, которую ты.., ну сам понимаешь. Надо подумать, как это сделать, чтобы нас вместе никто не видел. Что предлагаешь?
— Все очень просто, Сеня! Делай что хочешь, хоть иди к местной сутенерше вашей и снимай шлюху, но вечером, как стемнеет, ты и она должны быть в доме на Сиреневой!
— Что? Ты с ума сошел? Я с проституткой? Потом весь город будет по этому поводу гудеть, не говоря уже о членах парткома.