А сейчас это «было бы» реально имело место.
Допив водку, Парфенов включил тихую лирическую музыку и, не раздевшись, прилег на софу, предавшись сладким мечтам.
Так, мечтая, через несколько минут он крепко, без сновидений уснул.
Глава четвертая
Все, что намечалось в доме на Сиреневой, прошло без проблем. И через два дня, в ночь с пятницы на субботу, Малой встретился с Серым. В небольшом, укрытом от посторонних глаз среди густого кустарника домике, выходящем узким деревянным причалом на реку Граву. Серый, уже немного освоившийся здесь, встретил Малого словами:
– С приездом, Малой, проходи, гостем будешь!
– А хозяин ты, что ли?
– Получается так. Вчера под утро, как сбросил меня этот ветхий Герасим тут, так больше никого не видел. Теперь вот ты.
– Ну и как здесь?
– Да никак! Глухомань она и есть глухомань. И чего только нас сюда притащили? Не пойму!
– Скоро узнаем. Как со жратвой?
– С этим все в порядке, только пойла нет, не оставили, шакалы. Я искал!
– Ну, это не беда, я прихватил с собой грелку отборного первача, как чувствовал, что с этим нас обломают.
– Молодчик, Малой! Теперь все ништяк, а то тоскливо здесь, в натуре!
– Ночью не холодно? Я смотрю, у дома и трубы-то нет?
– Печки нет, зато есть пуховые спальные мешки. Хоть голым спи.
– Ну, пошли в дом, что ли? Чего тут на причале торчать?
– Пошли, Малой. Сейчас грамм по двести рубанем и «отбой», хоть немного поспишь. Замаялся, поди?
– Да не то чтобы очень, но есть маленько! Только почему немного? Думаешь, с утра нас навестят?
– Должны! Не на отдых же сюда кинули?
– Ладно, видно будет, пошли, прохладно у воды.
Друзья вошли в дом, выпили самогону и завалились спать. На часах пробило четыре утра.
Почти в это же время к Верхотурску подходил пассажирский поезд со стороны Рахтура. В тамбуре, покуривая, стоял молодой человек с восточными чертами лица. Таких в ту пору и в тех местах жило и работало много, поэтому внимания он не привлек.
По прибытии на станцию Хоза Сулейманов, а именно он и был тем молодым человеком, поправил спортивную сумку на брезентовой штормовке и, минуя само здание станции, направился по пустынному городу к его центру.
Через полчаса он стоял возле двери № 5 второго этажа нового трехэтажного дома. Звонить не стал, постучал – незачем тревожить соседей. Но толстая обивка делала его попытки разбудить хозяина квартиры бесплодными. Тогда Хоза порылся в карманах, вынул связку ключей, нашел нужный – дубликат, сделанный втайне от Парфенова, открыл дверь. Предохранительная цепь была снята в считаные секунды клинком кинжала чеченца. Сулема, как называл своего верного помощника начальник золотодобывающего прииска Жилин, тихо вошел в квартиру, осторожно прикрыв за собой дверь.
Привыкнув к темноте коридора после освещенного подъезда, он крадучись прошел в комнату, где на софе, завернувшись в одеяло, мирно похрапывал хозяин квартиры, Семен Семенович Парфенов.
Сулема сел в кресло у журнального столика, достал фонарик, включил его, направив луч себе под ноги, взял со стола журнал «Вокруг света» и швырнул его на софу.
Парфенов, еще не открыв глаза, вскочил и тут же быстро сел, испуганно забившись в угол постели. Ослепительный луч, направленный в глаза, слепил его.
– Кто здесь? – на грани истеричного вопля прохрипел Семен Семенович.
Луч опустился.
– Ай, не узнал, да? Кого должен быть встретить, начальник? – знакомый акцент в ответ.
Парфенов облегченно вздохнул:
– Сулема, ты? Черт нерусский!
– Не ждал так рано? Нет-нет пугался, да?
– Испугаешься тут!
Чеченец рассмеялся гортанным, приглушенным смехом.
– Зачем пугаться? Ствол надо под подушкой держать. Появится кто, бах, и нет его! Так мужчина должен делать, не забиваться в подушки, как баба пугливая!
– Откуда у меня ствол-то?
– Спроси у меня! Я продам, недорого возьму. Две тысяча, и все дела!
– Да ну тебя, Хоза! Ты есть хочешь? – потянулся рукой Парфенов к ночнику, но его остановил чеченец:
– Не надо включать свет! Не надо, чтобы знали, что у тебя гость. Ты спи, как спал, есть я не хочу, буду тоже спать. На полу прилягу, утром говорить будем!
– Но, может, перекусишь все же?
– Эй. Зачем ты такой непонятливый, Семен? Сказал спать, значит – спать! Мало осталось.
– Чего мало?
– Спать, конечно, зачем глупость спрашиваешь? Спокойной ночи, Семен, и прошу, не говори больше ничего, не мешай!