Я молчал. Жбан еще раз покосился на меня украдкой и взмолился:
– Мак, ну пойми же. Не все герои. Не все такие, как ты или Филин, или даже твой несчастный Рыбий Царь. Понимаешь, многие хотят просто жить. Когда мы вышли в плавание, я думал… думал, что все не так плохо. Но, Мак, ведь куда бы мы ни приплывали, везде одно и то же: эти кривые домишки, разрушенные города, голод, болезни. А мне это надоело, Мак! Время героев кончилось. Ты, может, еще и получишь свое бессмертие, благо у тебя богиня в подружках. А нам, обычным, что делать? У нас ведь одна жизнь. Одна. Почему бы не прожить ее по-человечески?
Я развернулся и ушел. Просто ушел вниз. Я слышал, как он побежал следом за мной, все еще бормоча оправдания, но Филин его удержал. И правильно сделал.
3. Колхида
Он был насмешлив и жесток,
Из стран признавал только Восток,
А государством считал одну
Свою страну.
Из мыла и сахара, битых костей
Не делал он для себя новостей,
А если была у него жена –
То тоже одна.
По-прежнему катился по гладким и синим волнам «Арго», по-прежнему покашливал простуженный двигатель, только теперь нас было не четверо, а трое – не считая лениво машущего крыльями голубя.
Океан безбрежен, но море имеет пределы. Есть в нем и рассыпанные цветными бисеринами острова, и уютные заливы с просвечивающими сквозь прозрачную водяную толщу кораллами и анемонами. Мы высаживались на белые песчаные пляжи, охотились на диких коз и косуль, ловили рыбу в вертлявых ручьях. И только людей не было на островах, и не у кого было спросить, не проплывал ли здесь двадцать лет назад человек, лицом похожий на меня.
На четырнадцатый день Царь начал нервничать. Он бегал по кораблю от носа и до кормы, мотал башкой, постанывал, приложив ладони к ушам.
– Хлопают! Они хлопают!
Мы так ничего толком и не смогли от него добиться. После обеда норд-ост окреп, с севера потянуло тучами. Волны шли какие-то странные, гривастые, остроносые, и наш кораблик ощутимо болтало. Царь забился в трюм. Филин долго вглядывался из-под руки в серое марево на горизонте, а потом вдруг восхищенно заухал:
– Ну надо же!
– Что? – рявкнул я. Нервы у меня в последнее время были на взводе.
Филин обратил ко мне раскрасневшееся лицо и выпалил:
– Симплегады!
– Какие еще гады?
Филин даже ногой топнул от раздражения:
– Ну же, ты что, окончательно забыл историю? Симплегады, Симплегадские скалы. Они перекрывают вход в Эвксинское море.
– Ты как, совсем чокнулся? Они же остановились лет сто назад.
– Значит, опять пошли.
Филин не ошибся.
Море между скалами клокотало. Две черные громады расходились в стороны, и море устремлялось между ними, неся рваную клочковатую пену. И-АХ! С грохотом схлопывались скалы, вода бурлила, завивалась водоворотами, бессильно стучала в камень.
Пеленой висели соленые брызги. Над скалами играла радуга.
– Как красиво! Нет, ты посмотри, Мак, какая красота!
– Ага. Сдохнуть можно.
Меня почему-то Симплегады не восхитили. Перепуганный Кролик рухнул на палубу и попытался забиться в клетку. Я пинком отогнал его и снова обернулся к скалам.
– Ну и как мы здесь проплывем?
Даже в полумиле от скал нас качало, как пробку.
О том, чтобы плыть в этот кипящий пеной туннель, не могло быть и речи.
Филин задумчиво глянул на жмущегося к моим ногам Кролика.
– Аргонавты пустили впереди себя голубя.
Я с сомнением покосился на жирную птицу:
– Может, у них был очень резвый голубок. Скороход. А нашего красавца там сплющит.
– Инстинкт самосохранения присущ каждой божьей твари, – философски заметил Филин.
– Это значит?..
– Это значит, неси дробовик.
Когда я показался на палубе с дробовиком, Филин с усилием вздернул птицу вверх и кинул ее в воздух. Кролик тяжело захлопал крыльями – он напоминал обремененную излишним жиром наседку на штакетнике.
– Стреляй!
Я прицелился, и дробь просвистела в двух миллиметрах от голубиного хвоста.
Кролик сердито каркнул и устремился к скалам. Мы с замиранием сердца следили за ним. Вот громады расходятся, вот птица устремляется в проход, едва избегая жадно облизывающихся волн.