От лопаты на ладонях были две полоски мозолей, как два насыпных вала над дорогой. Парфемон приловчился, ухнул и загреб лопатой мерзлые комья. Рядом, через две ямы, трудился ВанДенисыч, а дальше покрикивал Сапог. Ему, Сапогу, вкалывать не надо. И за него поработают.
Когда плечи стали привычно саднить, а яма заполнилась землей наполовину, объявили перекур. Солнце медленно выползло из-за леса. Воздух будто бы потеплел, хотя пар так и валил изо рта. Парфемон уселся на заметно уменьшившуюся кучу земли, вытащил из кармана кусок газеты и табачок. Наладился скручивать самокрутку. Скрутил, затянулся, откинулся назад. Сквозь тощие портки тянуло холодом, но вообще хорошо было.
Сзади послышались шаги, пара комков земли скатилась в яму. Парфемон обернулся. Не хватало еще, чтобы это Сырник подкатился, потребовал табачку. Забыл, забыл вчера сказать Сапогу про темную, а зря.
Но это был не Сырник. ВанДенисыч, тощий, похожий на старого сыча, подошел и присел рядом. Ему и табачку не жалко было предложить, да старик не курил. Берег здоровье, видать.
– Что, ВанДенисыч, устали? Скоро завтракать поведут.
– Да нет, Парфеша, не устал. Привык. Насобачился, как здесь говорят. Давно у вас спросить хотел – вы там чем занимались?
Парфемон вздохнул. Там он много чем занимался – змеев мастерил, на гуслях-самогудах играл, с девками танцевал на Купалу, плоты вверх по реке гонял. Назвал последнее, что делал на воле:
– Снег разгонял.
– Да, – ВанДенисыч кивнул, – хорошая работа.
– Неплохая. Тысячи две в месяц, плюс премиальные, плюс квартирные. Иногда, конечно, если навалит по самое ё-моё, и попыхтеть приходится, но вообще хорошо.
– Я не о том. Я о том, что до недавнего времени это в списках не числилось. Сейчас, конечно, когда появились снегоочистители…
Да. Парфемон помнил то снежное утро – и ясное, и солнечное, душа от одного света плясать хочет, – когда по белой улице черным горбом пополз первый снегоочиститель. Нет, он не сразу сдался. Поехал в райцентр, там и дворником пробовал, и машинистом, и сварщиком хотел – а никак. Не работало ничего у него в руках, а душа-то все еще плясала, душа просила – сделай! Он и делал. Раз и два – сошло с рук, а на третий попался, прям как по пословице.
– Как думаете, скоро они нас совсем запретят?
ВанДенисыч пожал плечами:
– Когда все заменят техникой… Ну, вы понимаете. Дирижабли у них еще плохо летают, с навигацией не разобрались, поезда постоянно вон с рельсов сходят, даже в подземке. Но это явления временные. Лет через сто нас полностью вытеснят. Вырастут поколения, не знающие, что колеса может двигать не только пар или элекричество. Вырастут те, кто ни разу не видел летящего человека. Все забывается, Парфемоша, забудемся и мы. Отомрем за ненадобностью.
Вот этого Парфемон не понимал. Зачем двигатель на пару´, если когда захочешь – оно и едет? Или летит? А раз уж яблокоголовые придумали, что все это есть магия, природным законам противуречащая, так пусть бы сами и катались на природных своих законах. Нет, им же надо, чтобы и другие обескрылели!
– Подумайте, Парфемоша, – ВанДенисыч, похоже, размышлял о том же, – вот вы не знаете закона тяготения. Следовательно, вам ничего не стоит хоть сейчас вознестись и улететь отсюда…
– Как же, – Парфемон ухмыльнулся недоверчиво, – я полечу, а они этим законом по мне из зенитки как шарахнут!
– В том-то все и дело. Я полагаю, началось все с каких-нибудь невинных открытий. В былые времена… до того как сюда попал, я немного увлекался исследованием истории науки. Вы удивитесь, Парфемоша, но первые ученые, умники, яблокоголовые, как их сейчас называют, – это были светлейшей души люди. Я читал мемуары Ньютона. Он всего-то навсего хотел понять, отчего предмет или человек могут подняться в воздух и висеть там без всякой поддержки. Каково же было его удивление, когда он открыл, что это невозможно! Бедняга уничтожил все рассчеты и принял постриг. Возьмем другой случай, Джордано Бруно. Его интересовали звезды. Двести лет назад, оказывается, под Новый год был такой обычай – сорвать с неба звезду и украсить ею елку. После завершения праздника, понятно, все звезды возвращали на место. Джордано захотелось узнать, чем звезды крепятся к небосводу, почему их так легко оттуда снять. А оказалось, что звезды – огромные огненные шары, и Солнце наше – шар, в сотни раз больше Земли. Мозг Джордано не смог выдержать такого удара. Несчастный выбежал на площадь, обложился рукописями и поджег себя на глазах у горожан.