Все это осозналось за какие-то пару секунд, а потом я увидел, как из-за небольшой возвышенности, перед спуском к озеру, выскочили несколько человек. Довольно замысловато одетых. Кто в форме, сильно напоминающей старую, еще Российской Империи, кто вообще по гражданке. Но гражданка тоже с претензией - там и косоворотки присутствовали и какие-то головные уборы при взгляде на которые, почему что вспоминалось слово "картуз".
Выскочившие, бежали к озеру и не сбавляя скорости влетели в воду. Все это происходило метрах в пятидесяти справа и я, открыв рот наблюдал как бегуны, высоко задирая ноги и поднимая фонтаны брызг стремятся уйти подальше от берега. Но они не успели, так как из-за холмика появились всадники и начали активно отстреливать бегущих. Стреляли из винтовок, быстро передергивая затворы после каждого выстрела. Закончилось все буквально после второго залпа, так как пеших было пятеро, а всадников восемь. И стреляли они довольно метко. А после того, как противники ушли под воду, внимание конников переключилось на меня. Ну а чего бы ему не переключиться? Больше никого рядом не видно, а тут я торчу как перст, по колено в воде. Да еще и в чем мать родила. Но думаю, именно из-за общей обнаженности, меня и не шлепнули сразу. Заинтриговал их столь необычный натюрморт. Всадники направились ко мне, а я, со все большим удивлением, начал понимать, что лицезрю самых обыкновенных казаков. Все было в комплекте - кони, лампасы, шашки, чубы, фуражки.
Подъехав ближе один из них с погонами младшего сержанта (или как там у них это называется?) хрипло произнес:
-- Эй, старый! А ну, ходь сюды!
Ну да. Старый это я. Голова-то у меня бритая, зато бородка и усы седые. Да и внешнее состояние... В общем, как сказала Сатихаарли - общий износ организма на полторы тысячи лет... И тут вдруг я застыл. Блин! А что если тот сон и не сон вовсе? Ведь я сюда каким-то образом из пустыни попал? Казаки опять-таки... Но, мысли ворочались необычайно тяжело, да и не до раздумий было, потому что сержант повысил голос:
-- Ты там оглох?
Пришлось идти. Быстро не получилось, потому что тело ощущалось как не свое. Как будто, я себя всего, от макушки до пяток отлежал. Подошел почти вплотную, разглядывая всадников и ощущая тяжелый дух лошадиного пота. А их главный спросил:
-- Кто таков? Чегой то тут делаешь?
И вот тут случилась засада. Я в общем был готов хоть что-то ответить, но вместо членораздельной речи смог только промычать:
-- Эуаун. Ы-ы-ы.
-- Чо?
Сержант был удивлен, и я попытался исправить положение:
-- У! У! Ы-ы-п! Ва-ва-ух!
М-да.. Исправить ничего не получилось. При этом даже на испуг пробило - что же такого в башке испортилось что я разговаривать не могу? Но и испуг был какой-то вялый. Ё-мое! Вот полное ощущение складывается, что меня всего наркотой или обезболивающими накачали. Так может и все окружающее, это глюки? Не... какие глюки бывают, я знаю. И происходящее на эти глюки не походит совсем. Тем временем, выяснилось, что мое мычание может даже на пользу пойти, так как один из казаков предположил:
-- Можа то юродивый? Али контуженный.
Влез второй:
-- Не должон. С пушек-то сегодня не били. В сабли комиссаров взяли.
Подключился третий:
-- А вот второго дня батарейные их хорошо приложили.
Первый презрительно сплюнул:
-- Агась... Это ж аж под Ресвой было. И он оттеля, как есть, голяком притопал.
В конце концов, немного поспорив, чубатые решили, что юродивый я или контуженый, пусть более подкованные в этом люди разбираются, после чего, погнали меня куда-то за холм. Идти было колко. Я на каждом шаге подпрыгивал, шипел и пытался причитать. Но вместо причитаний из меня вылетали лишь какие-то неудобоваримые звуки. Зато зоркий младший урядник (это я подслушал, как к сержанту другие обращались) заметил:
- Ха! Гля как скачет. Похоже ентот фрукт завсегда в обувке ходил. Нема у него привычки к земле. Так шо вряд ли юродивый... ну да нехай. Контрразведка и не таких разьясняла...
Вот ведь зараза и не объяснишь ничего! Да я уже особо и не пытался. Доставят к контрикам, а там видно будет. Не получится языком сказать, так напишу. Блин! А вдруг я и писать разучился? Под эти невеселые мысли меня доставили до телеги, на которой восседал престарелый казак. А на самой телеге была навалена какая-то старая обувь, представленная сапогами да ботинками. Свисали брезентовые ленты, похожие на обмотки и, судя по всему таковыми и являющиеся. А также шинели, гимнастерки, шаровары и пиджаки. Невзирая на обстановку, я даже восхитился хозяйственности станичников. Это ведь они трупы сегодняшние ободрали до исподнего. Вон, водитель телеги поинтересовался судьбой убежавших и узнав, что те утопли и их не стали вытаскивать, только огорченно махнул рукой.
Потом урядник, показывая на меня, что-то пошептал старому. Тот остро оглядел пленника, а потом определил место на телеге. При этом, покопавшись в глубине тряпья кинул мне какой-то старый мешок:
-- На кось. Мудя прикрой. К людям поедем. Там бабы с ребятишками, а тут ты весь такой красивый... И гляди мне - начнешь шутковать, кишки выпущу.
С этими словами, казак извлек из голенища грязноватого сапога небольшой, но хищно выглядевший нож, ловко крутанул его между пальцами и спрятал обратно.
-- Ы-ы! Оуым. Иыык.
Это я пояснил что шутить совсем не собираюсь, но мне нужна некоторая помощь с его стороны. Тот не понял. Я стал показывать жестами. В конце концов до станичника дошло и, забрав у меня мешок, он, своим угрожающим ножиком, ловко прорезал в гнилой мешковине три отверстия. Для головы и для рук. Во! Совсем другое дело! Я тут уже подмерзать потихоньку начал. Хотя вот что удивительно. Снега не видно, но явно либо ранняя весна, либо поздняя осень. Деревья и кусты без листьев. И температура совсем чуть-чуть в плюс. Я голый. Но при этом особого дискомфорта не испытывал. Да тут любой бы уже околел, а мне хоть бы хны!