Когда проснулся, стало достаточно светло и можно оглядеться. Да уж - помещение достаточно большое. Два окна. Вдоль дальней стенки, деревянные двухэтажные нары. Возле ближней стены, стоят широкие лавки. Посередине, большой стол с лавками поуже. На столе стоит несколько оловянных (судя по цвету), мисок и кружек. Там же, установлен солидный бак. Наверное, с водой. Параши, что характерно, нигде не видно. А нет - видно. Это оказалась небольшая деревянная бадья с крышкой. И народу, в камере, было человек пятнадцать. Точно сосчитать не успел, так как дверь открылась и появившийся на пороге усатый охранник, в синем мундире, спросил:
- Селиверстов кто? Харч тебе жена передала.
- Туточки! Туточки Селиверстов!
К усатому подскочил толстенький мужик и получив узелок с тем самым "харчем", потащил его в свой угол. А я, удивился простоте и незамысловатости действия. Надо же. Сидим в контрразведке, а тут еду спокойно передают. И, судя по завязкам на этом узелке, ее даже не досматривали. Хотя, в первый раз, я удивился ночью, когда мой собеседник спичками чиркал. То есть, что получается? Здесь спички не конфискуют при посадке? А может, еще и ножи оставляют? Ну, чисто для того, чтобы колбаску домашнюю порезать. М-да, царским сатрапам надо еще работать и работать над собой...
В этот момент, у меня чуть глаза не выпали, потому что давешний мужичок, вместе с тремя своими кентами, уселись за стол и один из них, достав небольшой перочинный ножичек, принялся нарезать сало. Пф-ф... Это действительно тюрьма?
А пока я наблюдал за сей удивительной картиной, ко мне подошел давешний поитель, вместе с каким-то худым, очкастым парнем. Наконец то познакомились. Добрый человек звался Митрофаном Гавриловичем Ильиным. Очкарик - Сергеем Андреевичем Бурцевым. А я, по привычке, представился только фамилией, которая по жизни и позывным была:
- Чур.
Худой Бурцев удивился:
- Э-э... как это - Чур? Просто Чур? А это имя, или фамилия?
Эх! Кто бы еще знал, как слово наше отзовётся! Глядишь и история пошла бы по-другому. Но что случилось, то случилось, потому что я, возможно из-за какой-то распирающей и бурлящей внутри энергии, решил приколоться:
- Это имя.
- А отчество?
Вот ведь упорный. Ухмыльнувшись и уже практически не глотая буквы, ответил:
- Паень, поерь, имени вполне достаточно!
Собеседники, мою позицию поняли и настаивать не стали. Зато, пояснили кто есть кто, в нашей камере. Толстенький поедатель сала сотоварищи, чалился за спекуляцию. Трое, играющие в карты на нарах, вроде как воры, сдуру грабанувшие личные покои его высокопревосходительство генерала Бубенцова и взятые с поличным. Еще трое, сидящие с другой стороны нар, обряженные в военные мундиры без погон, тоже воры. Но с претензией. Это интенданты. Молоденький боец, стоящий возле окна - дезертир. Сидящий в углу, и ни на кого не обращающий внимания здоровый парень в черкесске, это вроде какой-то абрек-головорез. По-русски он не говорит, поэтому конкретики нет. Очкарик оказался заезжим студентом, которого приняли в контрразведку за революционную агитацию. А Митрофан, был машинистом на паровозе, испортившим свое орудие производства. Случайно. Не нарочно. Но проходит по расстрельной статье, за саботаж. При этом Ильин, виноватым себя не ощущает и надеется, что служивые люди правильно разберутся, все обойдётся и его быстренько отпустят домой. Студент, как ни странно, тоже рассчитывает на снисхождение. А за свои убеждения даже готов провести пару месяцев за решеткой.
М-да... или я что-то недопонимаю, или эти люди, наивны до изумления. Сам же, вспоминая зрачки-точечки здешнего штабс-капитана (уже успел уточнить что значат четыре звезды на погоне) особых иллюзий не испытывал. Не знаю, может интуиция проснулась, но сдается мне, что следующий допрос, может закончится совсем плохо. Даже если я и стал говорящим, то что мне отвечать этому марафетчику? Как объяснить свое присутствие в том месте, где комиссаров постреляли? Нести же пургу про попаданца во времени... Угу. Тут сразу возникнет вопрос, как в том старом фильме - "какие ваши доказательства?". С тем же успехом и мессией можно представится. Так же - бездоказательно.
А разговор постепенно стал вращаться вокруг происходящего в мире, и я стал постепенно выпадать в осадок. Ну, начнем с того что год здесь восемнадцатый. Март месяц. Находимся мы в городке Вылич, что в пятидесяти верстах от Екатеринодара. Идет мировая война. В прошлом году, в Российской империи, в феврале, случилась революция. Буржуазия заставила царя отречься от престола и власть перешла к Временному правительству с князем Львовым* во главе.
* Реально - Первым председателем Временного правительства был князь Георгий Евгеньевич Львов
Тут я несколько насторожился, потому как ни о каких Львовых ранее не слышал. Но вида не подал, а Бурцев взявший на себя обязанности политинформатора продолжал вещать далее.
После Львова, уже летом того же года, главой, или как его еще называли - министром-председателем, стал Керенский. Ага! Я успокоился, так как услышал знакомую фамилию. В общем, стал Керенский править. Но, получалось как-то не очень. Дела шли все хуже. А к концу лета, так совсем стало плохо. Особенно когда немцы в двух местах прорвали фронт, а в тылу, все острее и острее ощущалась нехватка буквально всего. И вот тогда, пятнадцатого сентября семнадцатого года в Петрограде произошел переворот. Власть взяли социалисты и большевики во главе с Лениным.
В этом месте, меня конкретно заклинило. Во-первых, какой нафиг сентябрь? Нет, за давностью лет многое подзабылось, но вроде название было - Великая Октябрьская Социалистическая Революция. Так что все должно быть в октябре. Ну, в крайнем случае, в ноябре. Хм... Или Великая Ноябрьская Социалистическая революция? Отмечали то ее седьмого ноября. Или седьмого октября? Э-э-э... не суть! Революция, по любому должна быть осенняя - октябрьская, или ноябрьская. Но никак не сентябрьская. Даже, если учитывать все эти юлианские и григорианские календари.