Грозные события, как обвал в горах, чаще всего обрушиваются внезапно. Днем дюжина гитлеровских танков прорвалась к МТС, где расположился КП корпуса. Противник даже не предполагал, какой впереди объект. Мы по команде начальника штаба заняли рубеж, чтобы отразить атаку. Ни у кого не возникало сомнений, что мы выдержим натиск и не оставим своих позиций.
И все-таки, думается, каждый, находясь на своем привычном месте у средств связи на КП, сделал бы неизмеримо больше, чтобы пресечь развитие атаки противника. Расположившись в окопах, мы превратились в небольшое подразделение, которое своими средствами не могло повлиять на изменение обстановки. Выгоднее было бы штабу отойти назад, уклониться от боя. Но, видимо, начальник штаба решил, что это плохой пример для подчиненных, и ложный стыд помешал принять иное, более оправданное решение. К счастью, танки противника действовали нерешительно.
Все это позволило перебросить сюда противотанковую батарею, которая, вступив в схватку, подбила два танка — остальные отползли назад.
Враг задыхался в большом мешке, правда пока еще окончательно не затянутом. Весь день он пытался расширить прорыв, сбить наши части, угрожавшие его левому флангу, но сил для этого у него явно не хватало. По такой же заученной схеме развертывались события под Моздоком и Сагопшином: враг наносил удар на узком фронте, глубоко вбивал клин в оборону, надеясь, что наши части дрогнут и оставят позиции, но этого не случалось. Прошло время, когда такая тактика врага приносила ему успех. Теперь наши войска стали другими, и клиньями их нельзя было испугать.
Решение на проведение контратаки командир корпуса принял 5 ноября. Замысел был. простым: узкую горловину в направлении на Майрамадаг перерезают 10-я и 57-я стрелковые бригады с двумя танковыми, имеющими по две роты танков, после чего 57-я нацеливается на создание внешнего фронта, а 10-я — внутреннего кольца, чтобы надежно закрыть «крышку» котла, в который попадает гизельская группировка врага.
Утром 6 ноября части перешли в атаку. 57-я стрелковая бригада не смогла выполнить задачу: огонь прижал пехоту к земле, а приданная 5-я гвардейская танковая бригада ввязалась в огневую дуэль с бронированным кулаком противника. Фашисты создали перед ними большую плотность огня и танков. Но комкор не отступал от своего замысла: рассчитывал, что сдвинется бригада с места, подомнет огневые точки и выполнит поставленную задачу. Однако время шло, огонь врага усиливался, подразделения несли потери, а ожидаемый успех не приходил.
10-я стрелковая и 63-я танковая бригады успешно продвигались вперед. Противник, оценив нависшую над ним угрозу, бросил все имеющиеся на этом направлении силы против них. Весь день шли упорные бои. По 6–7 контратак отразили батальоны, но к вечеру выполнили поставленную задачу — вышли к Майрамадагу и соединились с частями 34-й стрелковой бригады. Горловина была перерезана, группировка врага оказалась в котле.
Но сил и средств для того, чтобы создать внешний и внутренний фронты окружения, оказалось недостаточно. Все в оперативном отделе понимали, что фашистское командование скорее всего выберет направление для своего удара через полосу обороны 10-й стрелковой, полагая, что здесь не только слабое звено в наших боевых порядках, но и самый короткий путь для вывода своих частей из окружения. Перед 57-й бригадой, которая могла быть переброшена для закрепления успеха 10-й стрелковой, противник не ослаблял огонь, периодически проводил контратаки. В какой-то мере она сковала часть сил врага и не давала их использовать на другом направлении.
Поздно ночью мы с капитаном П. М. Мурашко, который, как и я, являлся помощником начоперотдела, проверили, насколько прочно закрыт котел. У Павла Михайловича были замечательные качества, которые необходимы работнику штаба: большая выдержка и умение сохранять деловой настрой в любой, самой сложной обстановке. Такие операторы, как Мурашко, всегда вызывали к себе уважение. Во всем его облике, неторопливых и расчетливых действиях чувствовались уверенность, смелость; он не боялся брать на себя ответственность за предлагаемые им мероприятия. На первых порах часто приходил мне на помощь в решении возникающих трудных вопросов. Если получалась заминка в разработке документа, он брал карандаш, садился рядом, показывал, как лучше выполнить ту или иную работу.
Еще в штабе корпуса, перед выездом, мы с ним тщательно изучили решение командира бригады на закрепление рубежей. Большая часть сил бригады была повернута на восток, откуда ожидался наиболее сильный удар. Генерал И. П. Рослый на нашей карте отметил район, где нам предстояло наиболее тщательно проверить организацию закрепления рубежей. Начальник штаба бригады майор П. П. Климентьев пошел вместе с нами, он по-своему, как всегда коротко и точно, оценил обстановку:
— У нас здесь горячая сковородка.
Двигался он уверенно, быстрым шагом. В темноте безошибочно нашел все батальоны.
Ближе к центру — батальон автоматчиков. Адъютант старший батальона старший лейтенант В. П. Река недавно отметил свое двадцатилетие. Батальон автоматчиков составлял второй эшелон и был в готовности к выдвижению на любое направление, где могут возникнуть осложнения. Начальник штаба подготовил таблицу с расчетами времени на выдвижение подразделений по каждому возможному маршруту.
— Сам лично с часами в руках промерил шагами. Ошибки не может быть, — заверил он.
Среди отличившихся в дневном бою он назвал немало бойцов. Особенно выделил отважного командира сержанта А. Ф. Швеца. При отражении контратаки, когда фашисты приблизились на бросок ручной гранаты к рубежу, занимаемому ротой, вдруг замолк пулемет. Его расчет вышел из строя. Швец быстрее всех почувствовал надвигающуюся опасность. Он метнулся к замолкнувшему пулемету и открыл огонь по набегавшим фашистам. Контратака была отражена.
Побывал я и в 1-м батальоне, где адъютантом старшим батальона был старший лейтенант С. А. Воронин. Удивительно большой запас энергии, бодрости, оптимизма в этом человеке. Решения он принимал смело, умел предвидеть развитие обстановки.
Сергей Андреевич был всегда в поиске наиболее целесообразных решений. Докладывал четко, полно и ясно:
— Одна рота заняла рубеж под углом к переднему краю. Для противника создан огневой мешок. Влезет в него — легче бить. Если удар фашистов придется на фланге, то рота займет другой рубеж — опять огневой мешок. Весь успех — в огне. Контратаки — после, когда обессилеет враг. Сорокапятки выдвинуты на передний край. КП батальона — в 200 метрах от передовой. Резерв расположен около КП. Этим создана глубина обороны.
Пользуясь картой, он убедительно доказал, что выгоднее в любых условиях при отражении танковых атак не располагать подразделения на переднем крае прямолинейно. Противнику труднее подавлять огнем позиции, которые не видны с наземных НП.
Да, опыт накапливался по крупинкам. Постепенно учились мы воевать лучше и умнее.
Я показал на заплатку, приклеенную к его уху. Он засмеялся, пошутил:
— Дырку пуля сделала для серьги. Теперь замок можно вешать, а не только украшения… На этот раз костлявая промахнулась на полсантиметра.
Батальон располагался на самом горячем и бойком месте. Даже теперь, ночью, не затихал огневой бой — приходилось на ряде участков передвигаться быстрым шагом, а то и перебежками.
— Ночью не начнут, — заверил Воронин. — Производят перегруппировку, вынюхивают, где выгоднее нанести удар. Думаю, атакуют рано утром. Скорее всего здесь, вдоль шоссе.
Такого же мнения был и заместитель командира батальона капитан М. П. Буторин. Он прошел ступеньки взводного и ротного, приобрел хороший боевой опыт, был расчетлив в бою. Запомнились его слова:
— Броситься в огонь или толкнуть туда подчиненных — не смелость, а безрассудство и глупость. На огонь летят мотыльки, да и то в темноте. Воин должен не сгорать, а побеждать.
Михаил Петрович часто бывал на самых опасных участках.
Командир 1-го батальона капитан Г. И. Диордица, вернувшись с переднего края на свой командно-наблюдательный пункт, встретился с нами. Когда я спросил его о положении дел в батальоне, он ответил: