Главное спасение сейчас — это союз рабочих с крестьянами. А работать в союзе рабочие и крестьяне уже начали. Об этом говорит только что происшедшая революция.
Мы победим и доведём пролетариат до мировой революции.
«Да здравствует всемирная социалистическая революция!»
Уже двенадцать часов боролись рабочие, солдаты и матросы.
Они готовились вырвать власть из рук буржуазии и передать её открывавшемуся в тот день Второму съезду Советов.
Съезд открылся 25 октября, в 10 часов 45 минут вечера.
Из-за председательского стола поднялся сумрачный лысый человек в форме военного врача и сказал негромко и уныло:
— Итак, съезд собрался.
Он печально произнёс эти слова.
Это был меньшевик Дан.
Он открывал съезд по обязанности члена прежнего Исполнительного комитета Советов, ещё не переизбранного.
Всем и ему самому было ясно, что этот Центральный Исполнительный комитет, состоявший из меньшевиков и эсеров, доживает последние минуты. Но ничего не поделаешь. Меньшевик Дан обязан был сказать вступительное слово съезду, состоявшему из большевиков.
Тем же замогильным голосом он продолжал:
— Сейчас не место политическим речам. Мои товарищи находятся под обстрелом в Зимнем дворце…
— …и охраняются женщинами, — тихо проговорил кто-то.
Лёгкий смешок пробежал по рядам.
Делегаты ясно представили себе, как там, в Зимнем, сидят на позолоченных диванах и ждут своей участи товарищи лысого человека. И охраняют их юнкера и женщины, переодетые в солдатскую форму.
— Объявляю Второй съезд Советов рабочих и солдатских депутатов открытым, — почти прошептал печальный человек.
Товарищи его, сидевшие с ним рядом, угрюмо молчали.
После вступительного слова был выбран новый президиум, почти сплошь из большевиков. За председательским столом появились бодрые, живые лица.
Скоро меньшевики и эсеры покинули не только кресла президиума, но и совсем ушли из зала заседаний.
— Мы протестуем против восстания, — заявили они и маленькой кучкой двинулись к выходу под свист и смех остальных делегатов.
Съезд продолжался.
Каждые пять минут кто-нибудь входил на трибуну с новостями:
— Взят Главный штаб.
— Идёт штурм Зимнего дворца.
— Юнкера сдаются.
— Временное правительство арестовано.
Итак, Петроград в руках восставших. Но поднимется ли вместе с Петроградом и вся Россия? А главное: что скажут солдаты на фронте? Что скажет армия?
Было ровно 5 часов 17 минут, когда на трибуну поднялся бледный человек.
Он шатался от усталости. Это был прапорщик Крыленко.
Крыленко потряс какой-то бумажкой и хрипло закричал:
— Товарищи, получена телеграмма. С Северного фронта. Двенадцатая армия посылает приветствие съезду Советов. Вся власть на Северном фронте перешла к фронтовому Военно-революционному комитету. Армия за нас!
УЧИТЕЛЬ ГЕОГРАФИИ
Я — доктор. Одиннадцать лет тому назад меня вызвали в Смольный, в институт благородных девиц[4]. Было это зимой, шёл снег.
По улицам разъезжали казаки, трамваи не ходили, мосты были разведены.
В Смольном меня проводили в кабинет врача.
Графиня Варвара Платоновна, начальница института, сказала мне:
— Наш преподаватель истории Иван Иванович Зуппе спит третий день не просыпаясь. Он заснул на уроке. В городе беспорядки, стрельба, и мы никак не могли перевезти его в больницу. Посмотрите на него.
В эту минуту стёкла задребезжали от выстрела.
Все вздрогнули, кроме маленького человечка в синем сюртуке с золотыми наплечниками.
Он лежал на диване, раскинув руки. В правой руке был крепко зажат кусок мела.
Я выслушал его и сказал:
— У него летаргический сон. Это очень интересный случай. Есть ли у него родственники?
— У него никого нет, — печально сказала графиня.
— Тогда я отвезу его в свою клинику.
Четверо сторожей подняли Ивана Ивановича и понесли его к выходу.
С тех пор прошло одиннадцать лет.
Вчера Иван Иванович проснулся и спросил у меня:
— Какой сегодня день?
— Среда.
— Батюшки! — воскликнул Иван Иванович. — По средам ведь я обедаю в Смольном, у графини Варвары Платоновны.
Потом он оглядел меня, комнату, шкафы с приборами и спросил:
— Простите, с кем я имею честь говорить и где я нахожусь?
— Я доктор Крылов, а это клиника, которой я заведую. У вас случился обморок, и я перевёз вас сюда.
Иван Иванович надел шубу и вышел из больницы.
Я незаметно последовал за ним.
Недалеко от больницы находился кооператив с вывеской «Петрорайрабкооп».
Это была первая вывеска, которую увидел Иван Иванович. Он остановился в изумлении и стал читать:
— Петро… рай… рай… раб… петрорай… рабрай… край…
Иван Иванович не дочитал. Он увидел рядом с вывеской красный флаг и сразу замолчал.
В это время из ворот вышел мальчик.
— Что это за флаг? — спросил Иван Иванович. — Кто его повесил?
— Мой отец.
— А кто твой отец?
— Дворник.
— Твой отец с ума сошёл! — закричал Иван Иванович. — Позови его сейчас же сюда.
— Да его сейчас дома нету.
— А где же он?
— Он к брату поехал в Смольный.
— Ага, это очень интересно, — сказал Иван Иванович, доставая записную книжку. — Как фамилия твоего брата? Я сегодня в Смольном с ним сам поговорю. Он кто, швейцар, что ли?
— Нет, командующий Балтийским флотом.
— Что ты врёшь? — закричал Иван Иванович. — Отец твой — дворник, а брат — адмирал? Как твоя фамилия? Где ты учишься?
— В двести сорок пятой советской трудовой школе имени Максима Горького.
— Такой школы нет, — сказал Иван Иванович.
— Как же нет? — обиделся мальчик.
— На какой улице? — строго спросил Иван Иванович.
— На улице Красных Командиров.
— А где эта улица?
— В Ленинграде.
— А Ленинград где?
Мальчик засмеялся.
— Вы уж если начали экзаменовать, так хотя бы вопросы потруднее выдумывали. Ленинград находится в СССР.
— Это что за СССР?
Мальчик рассердился.
— Ну, мне некогда, — сказал он, — я пойду.
— Постой, постой, а кто хозяин этого дома и кто хозяин магазина?
— Хозяин дома — ЖАКТ, а хозяин магазина — Петрорайрабкооп.
Иван Иванович задумчиво посмотрел на вывеску.
— Петрорай… рабкооп, — запинаясь, повторил он. — Почему же он свою фамилию без твёрдого знака пишет? Ты его имя-отчество не знаешь?
— Да вы что, псих, что ли? — сказал мальчик. — Ну вас!
И он убежал. Иван Иванович постоял минутку, потом пошёл к трамвайной остановке.
— Скажите, пожалуйста, — вежливо улыбаясь, обратился он к милиционеру, — где тут городовой?
Милиционер вынул записную книжку и сказал:
— Платите штраф, гражданин.
— За что?
— За хулиганство.
Иван Иванович рассвирепел.
— Где тут городовой? — грозно повторил он.
4
До революции в Смольном находилось закрытое учебно-воспитательное заведение для дворянских девочек. Оно называлось Смольный институт благородных девиц, а воспитанниц называли смолянками. —