Рано утром господин Окс пошёл в летний сад.
Там было пусто. Только на одной скамейке сидел человек в чёрном пальто.
Господин Окс сел с ним рядом. Человек в чёрном пальто подозрительно посмотрел на господина Окса.
«Странно, — подумал господин Окс, — очень странно».
Он посидел немного, и ему стало скучно. Он достал из кармана блокнот и стал перечитывать приметы Отто Брауна. Он знал их наизусть:
Рост средний, нос обыкновенный, глаза серые, лицо продолговатое, волосы тёмные, говорит по-немецки и по-русски.
Господин Окс украдкой посмотрел на соседа. Тот разглядывал свой ботинок серыми глазами.
«У него обыкновенный нос и тёмные волосы, — подумал господин Окс. — Да уж не Отто ли Браун это?»
Господин Окс обратился к незнакомцу:
— Скажите, пожалуйста, который час?
Незнакомец повернул к нему продолговатое лицо и ответил на чистом немецком языке:
— Не знаю.
«Он говорит по-немецки, — подумал господин Окс. — Все приметы сходятся.
Ясно, что это Отто Браун. Теперь надо узнать, говорит ли он по-русски».
Господин Окс знал по-русски только три слова: «самовар» и «Максим Горький».
Но неудобно же так, ни с сего ни с того, лезть к человеку с самоваром. Господин Окс запел вполголоса:
Господин Окс пел и внимательно смотрел на человека в чёрном пальто.
А тот сразу встрепенулся. Глаза у него радостно заблестели. Он улыбается.
Да, он понимает по-русски. Теперь ясно: это Отто Браун.
Да, но как его доставить в полицейский участок? Ведь он по дороге убежит.
Кругом ни одного полицейского, есть только на соседней улице.
Вдруг незнакомец посмотрел на господина Окса и спросил:
— Скажите, пожалуйста, есть ли тут поблизости пивная?
«Ура! Зверь сам идёт в клетку».
— Я вас проведу в пивную, — сказал господин Окс, — тут рядом, на соседней улице.
И они пошли вместе в пивную. Как раз против пивной стоял полицейский.
— Давайте, подойдём к нему, — попросил господин Окс. — Я хочу спросить, который час.
— Давайте! — весело сказал незнакомец.
Вместе они подошли к полицейскому.
Господин Окс раскрыл рот, чтобы заговорить, но незнакомец перебил его.
— Арестуйте этого человека, — громко сказал он, указывая на господина Окса. — Это известный коммунист Отто Браун. Он подходит по всем приметам.
Нос у него обыкновенный, волосы тёмные. Говорит по-немецки, а по-русски не только говорит, а даже поёт. Я сам слышал. Где можно получить за него пять тысяч марок?
— Позвольте, — закричал господин Окс, — это он, а не я Отто Браун! Это у него обыкновенный нос. У меня необыкновенный нос. Пять тысяч следует мне.
— Что-то много нынче развелось этих самых Отто Браунов, — зевая, сказал полицейский. — Вчера арестовали сорок штук да сегодня утром штук девять.
Прямо с ума люди посходили. Ну да ладно, я арестую вас обоих. В участке разберут, кто настоящий Отто Браун, а кто поддельный.
— Пустите меня, — дико закричал господин Окс, — у меня только общие приметы сходятся с Отто Брауном, а у него и специальные сходятся! У него индийская голова, у него плоский затылок, напоминающий киль корабля, у него коленчатое ухо с наклонным контуром и изолированной серёжкой, у него…
— Успокойтесь, — ласково сказал полицейский и ударил господина Окса резиновой палкой по голове.
К вечеру господина Окса выпустили. Он шёл к себе домой и по дороге слушал, как по радио передавали газету.
Уличный громкоговоритель рычал басом: «Где Отто Браун? Где Отто Браун?
Спросите у полиции — она выпустила чуть ли не тысячу сыщиков против Отто Брауна. А Отто Браун спокойно разъезжает себе по Берлину. На прошлой неделе его видели в чёрном автомобиле. Отто Браун дразнит полицейских. Вчера в Моабитском народном доме на рабочем собрании читали письмо Отто Брауна.
Отто Браун шлёт привет всем сыщикам и полицейским. Отто Браун пишет, что поймать его очень трудно, так как его охраняют рабочие Берлина. И это правда: рабочие сумели освободить Отто Брауна при помощи незаряженных револьверов, а уж спрятать-то они его сумеют. Где Отто Браун? Где Отто Браун? Спросите у полиции. Ау, Отто Браун!»
Ночью господину Оксу приснился страшный сон. Снилось ему, будто едет он, безголовый, в чёрном автомобиле, а за ним гонятся коммунисты и стреляют из незаряженных револьверов. Но вот у него из шеи начинает расти индийская голова — с обыкновенным носом, продолговатым лицом, коленчатым ухом и карманообразными веками. Вместо коммунистов за ним гонятся уже сыщики, целая тысяча сыщиков, и господин Окс сам не знает: он ли это, господин Окс, или он уже не он, а Отто Браун.
Господин Окс просыплется в холодном поту. Потом засыпает опять и видит новый сон: он стоит на коленях и пишет, заявление о том, что он поймал наконец Отто Брауна; а рядом стоит полицейский, бьёт его палкой по голове и тоненьким голосом жалобно поет: «Успокоитесь, успокойтесь, успокойтесь!»
«КОХУТЕК»
Газетчик был сбит с толку. В это утро творилось что-то странное.
Ежеминутно к нему подходили школьники и спрашивали:
— Дайте мне, пожалуйста, «Кохýтек».
Никогда раньше не продавался так хорошо этот тощий маленький журнальчик.
А сегодня пришлось два раза бегать в редакцию за новыми номерами.
Но что всего удивительнее — покупали и взрослые. Подходил какой-нибудь солидный мужчина с бородой и требовал:
— «Кохутек».
Изумлённый газетчик пытался даже несколько раз останавливать покупателей, хотя это ему было и невыгодно.
— Зачем вам «Кохутек», — говорил он, — ведь это детский журнал.
— Всё равно, — отвечали ему, — дайте один номер.
Газетчик не знал, что ему и думать. Что это за «Кохутек» такой?
И, недоумевая, он сам развернул странный журнальчик, на обложке которого был нарисован красный петушок.
А виной всему было объявление.
Правда, в этом объявлении ни слова не было сказано о том, что необходимо покупать «Кохутек». Наоборот, в нём говорилось совсем другое:
ЗАПРЕЩАЕТСЯ В ШКОЛАХ ЧИТАТЬ «КОХУТЕК».
На «Кохутек» косились уже давно.
«Нельзя давать детям этот журнал, — писал в одной газете какой-то учитель. — „Кохутек“ издаётся компартией, в нём пишут коммунисты, и потому он вреден».
«„Кохутек“ — не для детского мозга», — соглашался с ним другой.
«Закрыть „Кохутек“», — предлагал третий.
Наконец, само центральное управление всеми чехословацкими школами постановило запретить журнал.
На другой же день после этого распоряжения журнал начали покупать не только дети, но и взрослые.
А одна школа даже послала в управление чехословацкими школами такое письмо:
Ваше запрещение нами получено.
Теперь мы все будем читать «Кохутек».
Заборы были сплошь оклеены белыми бумажками с одним только словом: «Кохутек».
— «Кохутек», «Кохутек», — кричали газетчики.
— «Кохутек», — слышалось из раскрытых окон большого белого дома, вокруг которого собралась тысячная толпа.