Оратор останавливается на миг.
— И пусть это ваше голосование будет вашей клятвой.
Несметная толпа держит руки.
Она согласна.
Она клянётся.
В этот день по всему городу, на всех заводах было то же самое.
Перед боем давались последние клятвы.
У Главного штаба остановился автомобиль.
Из автомобиля вышли три человека. Они быстро взбежали по лестнице.
— Здесь полковник Полковников? — спросили они.
— Да, командующий округом здесь.
Три человека вошли в кабинет полковника Полковникова.
— Здравствуйте, гражданин, — сказали они. — Мы из Военно-революционного комитета.
— Что вам угодно? — спросил полковник Полковников.
— Мы — комиссары, назначенные к вам. Всякий ваш приказ должен скрепляться подписью одного из нас. Без этого приказы будут считаться недействительными.
— Никаких комиссаров мне не требуется! — недовольно сказал полковник Полковников. — Я в опеке не нуждаюсь.
— Имейте в виду, что без нас ни одна часть не выполнит вашего приказа.
— Ну, это мы ещё посмотрим! Гарнизон в моих руках, и я могу сделать с ним всё, что захочу.
— Значит, вы отказываетесь подчиниться Военно-революционному комитету, гражданин Полковников?
— Отказываюсь, товарищи комиссары.
После этого короткого разговора три человека молча ушли.
Ночью по городу расклеивался новый приказ Военно-революционного комитета:
Командующий Петроградским военным округом отказался подчиниться воле Петроградского Совета.
Отныне вся власть переходит в руки Военно-революционного комитета.
Солдаты должны выполнять только его приказы. Все другие распоряжения, откуда бы они ни исходили, признаются контрреволюционными.
Так началась война между контрреволюционным штабом и Военно-революционным комитетом
Глубокой ночью в Зимнем дворце собрались все министры.
— Сегодняшнее заседание должно быть секретным, — сказал Керенский. — Мы обсудим, как бороться с большевиками.
Он поднял руку.
— Посмотрите.
В руке у него была маленькая тощая книжечка.
— Посмотрите! Эта книжка открыто продаётся сейчас на всех улицах.
Называется она «Удержат ли большевики государственную власть».
Керенский помолчал секунду и отрывисто проговорил:
— Писал её Ленин.
После этого началось заседание.
Прежде всего министры постановили: арестовать Военно-революционный комитет.
Потом было решено арестовать «видных большевиков».
— Хорошо было бы найти и арестовать самого Ленина, — угрюмо проговорил министр Кишкин. Говорят, он скрывается в Петрограде.
— Да, мы найдём и арестуем его, — сказал Керенский.
Уже взошло солнце, а заседание всё продолжалось. Принимали постановление за постановлением. Секретарь не успевал записывать:
Привести юнкеров в боевую готовность.
Приказать крейсеру «Аврора» выйти в море.
Закрыть большевистские газеты.
Приказать солдатам не выходить из казарм.
Вызвать с фронта войска для усмирения.
Развести все мосты через Неву.
— Ну, слава богу, наконец-то мы начали действовать! — громко сказал Кишкин и уже тихо прибавил: — Только кто будет выполнять наши приказы?
Это было 24 октября 1917 года.
Тревожный звонок раздался в Зимнем.
— Можно к телефону кого-нибудь из Временного правительства?
Взволнованный голос гудел в телефоне, передавая новости.
Вот что узнали министры.
В 5 часов 30 минут утра первый отряд юнкеров вышел из дворца выполнять приказы правительства. Отряд явился в типографию газеты «Рабочий путь».
Оцепив все выходы, начальник отряда предъявил приказ о закрытии газеты.
Юнкера опечатали восемь тысяч номеров газеты и поставили свой караул.
— Ну, вот и прекрасно! — сказал один из министров, державший телефонную трубку.
— Простите, это не всё, — продолжал голос. — Через несколько часов к типографии подошли солдаты Литовского полка и шестого запасного батальона, арестовали юнкеров и поставили свой караул. Они явились по приказу Военно-революционного комитета. Что теперь делать? — спрашивал хриплый голос из телефонной трубки.
Министры глядели друг на друга и молчали.
Во дворец непрерывно поступали вести, одна тревожнее другой.
Крейсер «Аврора» отказался подчиниться приказу правительства. Он не вышел в море, а стоит на Неве, как и прошлой ночью.
Матросы арестовали командира крейсера и теперь ждут распоряжений от Военно-революционного комитета.
Самый надёжный батальон самокатчиков присоединился к Военно-революционному комитету.
Полки, вызванные правительством с фронта для усмирения большевиков, отказались выступить и остались на местах.
Вызванный с фронта 5-й самокатный батальон, доехав до станции Передольской, перешёл на сторону большевиков.
Петергофские юнкера отказались защищать Временное правительство.
— Кто же будет защищать нас? — испуганно проговорил кто-то.
— Юнкера и женский батальон, — быстро сказал Керенский. — Женский батальон уже прибыл сюда.
— Неудобно как-то, — сказал министр иностранных дел Терещенко.
— Что? — резко спросил Керенский.
— Да вот… что охранять нас будут женщины.
Керенский сделал вид, что не расслышал.
— Я еду сейчас в предпарламент, — стремительно проговорил он и вышел.
Поздно ночью, в двенадцать часов, Временное правительство вновь устроило секретное заседание.
Постановили срочно захватить Смольный.
Решали, как лучше всего это сделать.
А через восемь часов Kеpенcкий навсегда бежал из дворца и из Петрограда на американском автомобиле.
Своих министров он бросил на произвол судьбы.
Самым несчастным оказался следователь Гудилович.
Рано утром министр юстиции от имени Временного правительства поручил ему важное дело.
Гудилович должен был вызвать и допросить членов Военно-революционного комитета. Так приказал ему министр юстиции Временного правительства.
Часов около десяти Гудилович начал звонить по всем телефонам. Он хотел, чтобы весь Военно-революционный комитет явился к нему и дал показания о своей преступной работе.
Гудилович был не простым следователем, а следователем по особо важным делам и поэтому думал, что вызванные должны явиться без промедления.
Но вызвать их по телефону не удалось. Смольный институт, где помещался комитет, был выключен из телефонной сети.
Тогда Гудилович отдал распоряжение своим помощникам срочно узнать домашние адреса членов Военно-революционного комитета и срочно вызвать их для допроса.
Сам он решил пока прогуляться по улицам. Выйдя из подъезда, он увидел толпу, которая читала огромную афишу, наклеенную на стенке дома.