«Там кто-то есть», — подумал я и слез с лошади.
В ту же минуту раздался громкий окрик:
— Кто идёт?
Это был белогвардейский часовой.
Вместе с двумя красноармейцами я кинулся к нему, выбил у него из рук винтовку, рукою заткнул ему рот.
— Молчать!
Один из наших остался его сторожить, а мы вошли во двор. Людей во дворе не было. Около пустых подвод стояли лошади и жевали сено.
Я обошёл кругом всю школу, расставил у дверей часовых, взял с собою двух солдат и вошёл в здание.
— Стой здесь, — приказал я одному из красноармейцев. Он остановился.
Другой пошёл за мною.
Мы сразу же попали в тёмный коридор.
Я толкнул первую дверь и очутился в маленькой комнате.
На полу и на скамейках спали белые солдаты. Их было человек двадцать.
На столе стоял пулемёт.
Пулемётчик положил голову на стол и тоже спал. Обеими руками он обхватил пулемёт и крепко держал его.
Я на цыпочках подошёл к столу и правою рукою осторожно стал тащить к себе пулемёт. В левой руке у меня был револьвер.
Пулемётчик вскочил и схватил меня за рукав, но я приставил ему револьвер к самым глазам и шёпотом сказал:
— Молчи, собака. Убью!
Он побледнел и опустился на скамейку.
Потом тихим голосом стал просить:
— Товарищ, отдай мне хоть шапку.
Видно, с перепугу он сам не знал, что говорил. Шапка его лежала тут же на столе, и никто её не трогал.
Я взял её и надел пулемётчику на голову. После этого он замолчал.
Красноармеец взял пулемёт, вынес во двор и вернулся.
Вернулся и сразу же показал на стену, где висел телефон.
— Надо снять, — зашептал он, — а то ещё зазвонит, перебудит всех.
Я подошёл к телефону и оборвал шнурок.
Прямо под телефоном спал длинный солдат с чёрными усами. Рядом с ним лежала винтовка и две ручные гранаты.
Я наклонился к солдату, взял винтовку, взял гранаты, потом осторожно переступил через него и забрал винтовку у его соседа.
Так я обошёл всех спящих и у всех отобрал оружие.
Винтовки и гранаты я отдавал красноармейцу, и он выносил их из комнаты.
Кончив работу, он стал на часах у двери, а я приказал пулемётчику:
— Буди всех, только тихо, без крику.
Он стал будить своих товарищей. Когда все проснулись, я сказал:
— Стройся в две шеренги.
Все построились.
— А теперь стой и не сходи с места.
Солдаты молча стояли.
— Кто шевельнётся — стреляй! — приказал я часовому и вышел.
— Товарищ взводный, — услышал я, — там в большом зале человек двести спят.
Это говорил тот красноармеец, что стоял на часах в коридоре.
Я не стал раздумывать.
— Скорей идём, — сказал я.
Дверь в зал была полуоткрыта. Я заглянул в щель и увидел, что вся комната полна людьми.
В шесть рядов лежали на полу солдаты.
— Все спят, — шепнул мне красноармеец, — надо потихоньку вынести отсюда оружие.
Я распахнул дверь. Возле самого порога лежала целая куча винтовок.
Я взялся за одну и вдруг поскользнулся и выронил винтовку из рук. Она загремела и покатилась.
В одну минуту белогвардейцы были на ногах. Они вскакивали и хватались за оружие.
Спросонья никто из них ничего не понимал.
Дикими глазами смотрели они на меня и молчали.
Они не отрывали глаз от моей рубахи. Я сначала не понимал почему. И вдруг понял!
Да ведь у меня на рубахе красный бант! Как с вечера я его надел, так и не снимал.
«Надо бежать, — подумал я, — убьют».
Я обернулся назад и увидел у двери человек десять с винтовками в руках.
Красноармейца моего не было. Он успел выскочить.
Меня окружала целая толпа белых. Отступать было поздно.
Я двинулся вперёд и громко сказал:
— А ну-ка, расступись! Дай дорогу.
Молча, не сводя глаз с моей рубахи, они расступились, расчистили мне дорогу.
Я подошёл к столу, вскочил на него и стал говорить.
— Товарищи, — сказал я, — вы окружены. К вам пришёл батальон большевиков. Сорок пулемётов выставлено вокруг вашего здания. Предлагаю вам сдать оружие.
Я едва стоял. Под коленками у меня тряслись все жилы, но я держался смело.
— Зачем нам проливать братскую кровь… — хотел продолжать я и вдруг остановился. Я не знал, что говорить дальше.
Холодный пот капал с моего лба. Всё лицо у меня было мокрое.
Я хотел вытереть лицо и полез в карман за платком. Вдруг под рукой у меня что-то зашуршало.
Книжка.
Тут я вспомнил, что по этой книжке я приготовил вчера целую речь.
Я поднял руку. Теперь я знал, о чём надо говорить.