В этот раз никто ничего не сказал.
— Эй, и никто даже не посочувствует? Обидно… — протянул Карл. — Но я вам за это отомщу. Потому как помирать не собираюсь, зря что ли перся сюда под дождем?
— В этой дыре есть живая вода или молодильные яблоки? — удивленно и грустно поинтересовалась Анни.
— Регенерирующая камера? — Алекс покосился на аптеку с заведомым сомнением.
— А пешком шли, потому что сюда даже автобусы не ходят. И на такси денег нет… — вздохнул Снег и покосился на остальных, осуждающе смотревших в ответ. — Не, а чо?!
— Дыра, — снова сплюнул Алекс, — стремная дыра, чего в ней волшебного? Они даже висюльку вон ту, что звенит, повесили снаружи, блин… Кто так делает?
Висюлька, дернувшись под ветром, звякнула, совершенно не мелодично.
— Трисмегист. — почти прошептала Майка, глядя на нее. — Гермес-Трисмегист, смотрите!
— А ты умница. — сказал Карл, — Да, это алхимическая аптека. И хорошо, что она здесь уже лет двести, как дом этот стоит. Иначе, подозреваю, учитывая ваши преступные склонности, тягу к насилию и способности, без меня вы все просто стали бы бандой отпетых матерых уголовников, промышляющих банки, поезда и редких прохожих в подворотнях. А теперь помогите мне спуститься, там ступеньки. Боюсь ляснуться, позора потом не оберешься.
— Какой, блин, Трисме… чего?! — Алекс повернулся к Майке.
— Печать Трисмегиста. — она показала на центральный круг подвески. — Знак алхимиков.
— А это кто ещ… э, ты чего?!
Злой выплюнул жвачку и даже не закинул новую. Алекс потер след от его ботинка на ноге и покосился на стремительно бледнеющего Карла. И подхватил того под руку.
Лестничка вниз вела не просто так, а так витая и кованая, уходившая на глубину метра в три-четыре. Карлу все же пришлось идти самому, развернуться не получалось. Но он спустился, дойдя до одного из четырех столбов большого подвала, и рухнул, привалившись к одному из них спиной.
— Есть кто? — Мари подошла к длинному темному прилавку из дуба. Может, конечно, что и вообще из березы или ясеня, но смотрелось точно, как дуб. — Эй!
Карл шумно дышал, порой замолкая. По доскам пола, выкрашенных в зеленое с замысловато проглядывающими узорами, из-под их компании стремительно бежала грязь с водой.
— Звонок. — Алекс показал на начищенную медную пимпочку. — Звони, а то…
«А то» закашлялся, захлебываясь и громко лопая что-то внутри самого себя. Мари ударила, еще раз.
— Руки оторву, — пообещали откуда-то из темноты прохода, прятавшегося за широкими и зеленовато-пыльными портьерами, — и запихну туда, откуда на самом деле растут.
— Тут человеку плохо, вообще-то! — крикнула Майка. — А вы…
— Когда человеку плохо, хе-хе, ему скорую вызывают, а не ко мне тащат. Потерпит. Наследите, зубными щетками отмывать будете.
Снег начал хмуриться, и, в окружении глухих стен, неожиданно ощутимо похолодало.
— Угомонись, — проскрипел Карл, — все нормально. Потерплю.
Они стояли кучкой посредине, оглядываясь и даже принюхиваясь. Слова Карла как-то успокоили, хотя лучше он не выглядел. Но делать все равно было нечего, и любопытство взяло верх. Первым не удержался Алекс, осторожно поставивший доску и, задрав голову, присвистнувший.
— Фига се крокодил!
— Крокодил, молодой человек, у вас в штанах. А это виверна. И…
— Щеткой заставите?
— В жабу превращу.
Кожисто-желтоватая дрянь, крутившаяся на цепи под потолком, смахивала больше на перекормленную ящерицу-варана, и даже крылья-недомерки и всего лишь две лапы не делали ее похожей на заявленного дракона. Но смотрелось все же круто.
Как и все остальное вокруг. От больших блестящих весов до высоченных банок с пробковыми крышками, а кое-где даже с блестяще-стальными, замкнутыми на небольшие замки и вязью странных букв, покрывающих металл по кругу. От выставленной коллекции разномастных и странных жуков в одном из огромных стеллажей и до скелета в углу, обладавшего страшноватой коллекцией странновато-острых зубов и крайне большим ростом, метра в два с половиной, не меньше. Поверх останков, необыкновенно толстых и длинных во всем, включая фаланги пальцев, хозяин-грубиян накинул густую рыже-сероватую шубу.
Майка ойкнула, когда поняла, что это шкура, скорее всего принадлежавшая бывшему хозяину скелета с несоразмерно огромными ступнями.
А еще здесь разливались, смешиваясь, сотни различных запахов и их оттенков. Травы, щелочи, соли, бальзамы, аквавит, жженое дерево, разогретый металл. Острое, кислое, горькое, резкое, мягкое и еще десять тысяч их тонов, легко носились в воздухе, слушаясь неуловимого сквозняка, идущего со стороны недовольного хозяйского голоса. И еще…