— Тут пахнет аптекой. — Снег принюхался. — Я как-то с мамой был в рецептурной, мы ее еле нашли. И там пахло вот так, только сильнее. Настоящими лекарствами.
— Вы не так безнадежны, как мне показалось. И что тут мне кошка принесла? Или, скорее, котята?
Они все повернулись на голос. И замерли, уставившись на появившегося из-за портьер.
— Е-мае… — протянул Алекс. А Злой, явно согласившись, вдруг надул и лопнул пузырь.
— А батюшки, чего застыли-то, бестолочи?
Видно, пряталась внутри странной аптеки какая-то хитрая штука, помогающая хозяину… не, не так. Помогавшая хозяйке не просто менять голос, делая почти мужским, но и прятать его, так как вышла она не из-за прилавка. А вовсе даже из незаметной дверки в стене сбоку.
Не очень высокая, с Майку, вся какая-то мягкая и округлая, с тонкой талией, такой, что Мари вдруг захотелось снять куртку и намотать вокруг своей. В клетчатом шотландском килте, ботинках на толстой подошве до колен, вышитой рубахе с короткими широкими рукавами и открытыми плечами. По плечам, убегая вниз, сбегали розы и еще какая-то жимолость, кажущиеся очень настоящими.
Пирсинг в носу, фигурное серебристое колечко, уши, каждое проколотое в пяти-шести местах, звенящие подвесками. Ярко подведенные зеленые глаза и ярко-красные губы, сухо и строго поджатые. И волосы, выкрашенные в фуксию.
Зеленые глаза переливались странно живыми оттенками бегущей реки, плотно стоящего сочного камыша, изумрудными точками снующих стрекоз. И по всей странной аптеке, ненавязчиво, но заполоняя ее разом, вдруг поплыл запах кувшинок.
— Ну, детки, что молчим?
— Ему надо помочь! — Майка смотрела на хозяйку с надеждой. — Ему очень плохо.
Ботинки скрипнули досками, когда зеленоглазая оказалась у Карла. Тот хрипло дышал, скаля красную ухмылку.
— Хм, вижу, что плохо. Итак, что желаешь… Карл, если не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Желаю «Кровь Феникса», корчмарь, да побольше, погуще.
Зеленоглазая усмехнулась в ответ, развернулась, неуловимо оказавшись у прилавка-стойки, зашла за нее. Щелкнула чем-то, наполняя аптеку звуком заработавшей стереосистемы. «Бойся тьмы» в исполнении «Железной девы» поплыла вокруг, заставляя нервничать и ждать чего-то плохого.
Мари сглотнула, чувствуя, как тянет вдруг почувствовать локтем любого из ребят, кто окажется рядом. Эта красотка, пахнущая рекой и кувшинками, с ее красными губами и розами, вдруг показалась опаснее бледной твари с рогатиной в поезде.
— А есть чем заплатить за зелье? — поинтересовалась хозяйка, крутя в руках толстостенную бутыль синего стекла с кристально поблескивающей жидкостью внутри.
Карл вцепился рукой в стену, в подскочившего Злого, встал, точно также, сильно и жадно, впившись глазами в ее руки.
— Запиши мне в долг. Я верну, мое слово кремень, ты знаешь.
Зеленоглазая усмехнулась.
— Тебе в долг? Смеешься, наверное. Бесполезная трата эликсира, почти всего, заметь. Ты и несчастье почти синонимы, зачем мне такое?
— Ты не веришь?
Зеленоглазая пожала плечами, розы тряхнули лепестками, брызнув искорками росы, скатившимися за вырез вышитой сорочки, туго натянутой на груди. Алекс и Снег, стоя столбом с ее появления, разом сглотнули.
Изумрудные глаза хитро блеснули, подмигнув оторопевшей Мари. Майка, так и стоявшая у стойки, нехорошо прищурилась, опущенная рука начала шевелить пальцами и… и чуть засветилась золотым.
— А, может, и есть чем… кем заплатить. — протянула зеленоглазая. — Вон того, светленького, мне хватит надолго. Милая…
Она повернула лицо к Майке.
— Мы обе девочки, и совет дам один раз. Не смей делать задуманное, иначе сильно пожалеешь. Это мой дом.
— Снег, Злой, Алек… — Карл закашлялся, побагровел, сплюнув густо-красным на пол. — Ну-ка, вон на улицу и быстро!
— Стойте, мальчики. — проворковала зеленоглазая. — Он болен, в таком состоянии что только не говорят.
— Вон! — Карл шагнул вперед, запнулся и упал на колени, еле успев не удариться лицом, опершись на дрожащие руки. — Вон!
За Майкой, намеренно скрипнув досками, вышла огромная серая псина… волк. Мари охнула. Волк показал клыки.
Изумруды глаз переливались зеленью, притягивая к себе мальчишек, только-только стоявших столбом. Запах реки и кувшинок, сладкий, дурманящий, плыл все гуще. Даже Злой, такой невозмутимый, одеревенело сделал первый шаг. Анни вцепилась в него, оказавшись рядом.