Хозяйка усмехнулась, розы шевельнули лепестками, рдея светящейся красным глубиной. К кувшинкам добавился тонкий аромат лесных цветов.
Карл, кашляя все сильнее, почти полз к ней.
Волк, взрыкивая, поворачивал башку то к нему, то к Майке.
«Бойся тьмы» текла уже на повторе, заставляя адреналин кипеть еще сильнее.
— Эликсир может быть ваш, мальчики, все честно. А мне вот нужен… — хозяйка чуть подалась вперед, локтями упершись в стойку. — Мне нужен один из вас. Неужели никому не захочется остаться у меня?!
Мари, почему-то дрожа, шагнула вслед Алексу, и замерла. Улыбка хозяйки стала шире, мягкая и зовущая… и поблескивающая странно острыми и длинными клыками.
— Я тебя… — Карл начал вставать. Волк, глухо зарокотав, напряг лапы.
— Ай-ай, какая полная драматизма сцена. — донеслось с лестницы. — Неужели я настолько вовремя?
Волк зарычал сильнее. И чуть отступил.
Первым по лестнице спустился огромный дог, встал, расставив лапы и недобро глядя на волка. Следом, постукивая каблучками, вниз спустилась…
Мари даже не и не знала, как ее описать. Так сейчас можно одеваться только в кино, но спустившаяся на самом деле оказалась закутанной в шелк, посверкивающий брызгами камней и переливающийся очень красивыми нитяными узорами. По рукавами, воротнику и подолу безумно красивого легкого пальто, вынырнувшего откуда-то из начала двадцатого века, в тон узорам переливались меха. И, само собой, наряд довершала изящная и немного кокетливая шляпка с острыми полосатыми перьями. Да еще с вуалью, полностью закрывающей лицо гостьи.
На высокого сильного подростка, с копной медно-золотистых волос, торчащих во все стороны и в армейской куртке, никто почти и не смотрел.
— Так! — тонко-острый зонт, совершенно сухой, стукнул по доскам. — Очень вовремя. Здравствуй, дорогой Карл. Здравствуйте, милые дети. Здравствуй, Огнея. Убери своего блохастого, пожалуйста, он мне не нравится.
Мари смотрела на нее немного потрясенно. Сила и уверенность, расходившиеся от вошедшей, чувствовали все. И даже запах кувшинок стал слабее, спрятавшись где-то глубоко в темных задних комнатах аптеки.
— Как меня зовут, дети, вам пока знать необязательно. А вот этот ваш будущий товарищ почему-то упрямо желает называться Лохматым. Думаю, вы познакомитесь с ним чуть позже. Карл, ты меня удивляешь, сильно, и даже очень. И заставляешь переживать за мое решение о поручительстве за тебя. Как можно допустить такое, что ты почти погиб из-за… А из-за чего, кстати?
Карл, уже просто лежа на полу, кашлянул, булькнул, попробовал рассмеяться.
— Ох, прости-прости. — гостья двинулась к стойке.
Волк, испуганно заскулив, задом спрятался в выпустившую его тень.
— Феникс, пожалуйста.
Зеленоглазая Огнея, потерявшая все свое опасное очарование, смотрела на протянутую руку, облитую тонкой перчаткой с вышивкой.
— Пожалуйста.
Бутыль оказалась у гостьи сразу же, стоило только мягко-бархатному голосу зазвенеть спрятанной сталью угрозы.
— Карл, Карл… — шелк прошелестел, остановившись у бледного и почти теряющего сознание бородача. — Что же ты так…
Пробка, из нержавейки, покрытая ломаными знаками, скрипнула, выпуская наружу остро пахнущий запах.
— Пей.
Прежде, чем глотнуть, Карл сжал тонкое запястье, закрытое перчаткой.
— Спасибо.
Глава шестая:
тепло, сделки и взрослый мир
— Спасибо. — Карл отхлебнул из своей кружки. — Ты спасла меня.
— Тяжело приходится? — донеслось из-под вуали.
— Очень. Как щенок слаб, ничего не могу. Почти… На охотника потратил все, что имел. Но он бы добрался до них.
Карл кивнул на ребят, сидевших в номере. Номер им достался огромный, в два этажа, было где уединиться, но… Но все находились в большой комнате. Не расходились, до сих пор подавленные и боящиеся оказаться друг без друга.
— Испугались дети. Как самые настоящие дети, взяли и испугались всего вместе. — вуаль дрогнула вслед движению спрятанного острого подбородка. — Выйдет толк?
Карл кивнул, снова приложившись к кружке. Пил уже вторую, самолично смешивая в ней совершенно неподходящие ингредиенты, превращая обычный глинтвейн во что-то с странное. Половину желтой и густой массы составляло содержимое пузырьков, прихваченных в аптеке. После двух открытых в номере долго пахло болотом и чем-то остро-ядовитым, а глинтвейн вдруг позеленел… ненадолго. Но маг хлебал свое пойло с видимым удовольствием, на глазах превращаясь в себя самого, а не в полутруп, недавно валявшийся на полу.