— Меня беспокоят не люди и их ищейки, — Ниа накинула капюшон, наполовину спрятав лицо, — если бы дело оказалось в них, отправилась бы прямо в Ледяной замок.
— Ходят разные слухи, — Ясмень-сокол нехорошо улыбнулся, — поговаривают, что наш мир трещит по швам, выпуская наружу чудовищ. С помощью кого-то из магов. Не слышала?
— Нет. — Ниа пожала плечами. — Постоянно что-то плохо, думаю, ты мог бы и привыкнуть.
— Говорят, что в ячейке на Северном вокзале, в секторе Договора, кто-то закрыл золотого кота.
— Ух ты, — удивилась Ниа, — кто-то явно уверенный в себе. Золотые коты очень… дороги.
— Сложно представить, насколько, — поддержал ее не таким удивленным тоном Ясмень-сокол. — Говорят, дом Нокто даже нанял воров, чтобы заполучить зверушку.
— Зря, наверное.
— Полагаю, что так. Воров собирали веником и совком, рассыпались по всему сектору, даже до пассажиров добрались.
— Вот-вот, — посетовала Ниа, — кто-то явно уверенный в себе, этот загадочный хозяин котенка.
— Кота. — Ясмень-сокол улыбнулся.
— А я что сказала?
— Неважно. Амбози всегда хорошо платит, мне нравится работать со старым негодяем.
— Поэтому темные дела нужно проворачивать на рынке, там же закупаясь оружием?
Ясмень-сокол чуть не подавился смехом.
— Там-то как раз и нужно. Кому ты там нужна будешь, за тобой следить? Там каждой твари по паре, а у них, у людей, какой-то чемпионат чего-то там.
— И?
— Ваших темнокожих, от каждой страны штуки по двое приехало, спортсменов поддерживать, колдуют, дымом окуривают, всем все равно, Африка-с, нравы такие. И угадай, где они сегодня будут, как не на рынке в Белом городе?
Ниа не ответила, тут даже немо плачущему Энди все ясно: местному жителю точно понятнее — где. А ему, значит, предстоит еще увидеть много странного и пугающего, неожиданно свалившегося на его бедную голову.
— Ниа… — Ясмень-сокол выдержал паузу. — Когда смогу получить аванс?
— Когда смогу оценить предложенный тобой товар, — брухо посмотрела на готовящуюся к поездке таратайку, — думаю, с тобой сразу свяжутся. Тогда назову место и время. Я не собираюсь обманывать тебя, не переживай. Магистр Амбози ценит твою помощь, и считает плату приемлемой. Ты торопишься, заканчивается действие предыдущего амулета?
Ясмень-сокол смотрел на нее очень спокойно, но даже Энди, заключенному внутри собственного тела вдруг стало ясно одно: человек в деловом костюме, живущий под землей и творящий темные дела руками наемников не из числа людей, нервничает. Так сильно, что готов прямо здесь, на месте переговоров, вцепиться в глотку молоденькой девчонке с кожей цвета кофе с молоком, наплевав на договоренности и уважение к неизвестному магистру Амбози.
Потому что ему очень важно заполучить в свои руки аванс, важно так, что от этого зависит его жизнь.
— Я так и думала, — брухо улыбнулась, — не переживай. Он будет твоим. Можно вопрос?
Это прозвучало с уважением, наверняка должным сгладить возникшую напряженность, разливающуюся в воздухе колючими уколами электричества.
— Да.
— Ты не жалеешь о оставленной обычной жизни, и о том, что можешь переходить из века в век только благодаря магам? Ты же зависишь от умений и силы, непонятной тебе. Я еще не сталкивалась с такими, как ты, прости, если чем обидела в вопросе.
Ясмень-сокол помедлил, заметно успокаиваясь, отпуская густую темную злобу, кипящую в глазах. Энди, стоявший столбом, присмотрелся к нему, услышав последний слова хозяйки Ниа.
Из века в век? Непохоже, самый обычный клерк, только много зарабатывающий… наверное. Энди мог только шевелить глазами, всматриваясь и пытаясь найти что-то необычное, и он старался. И…
Ясмень-сокол не снимал перчатку с левой руки. Черная кожа скрывала что-то, но, когда чуть задрался рукав сорочки, в глаза бросились вьющиеся толстые и очень старые шрамы, белые от времени, но не прошедшие. Волосы, чуть слева от лба, росли немного неровно, закрывая еще один, кривой, так и просящийся на язык словом «сабельный», уходящий куда-то к макушке. А на лацкане строгого и хорошо сидящего пиджака только сейчас заприметил значок. Крохотную золотую фигурку пикирующей хищной птицы, с алой точечкой глаза. Почему-то сразу становилось ясным очевидное: она сделана очень, очень-очень, давно. И плотно прилегает к шерсти костюма из-за желания хозяина не отпускать хотя бы какой-то остаток себя прошлого.
— Не жалею, брухо. Ты молода, я вижу, и смотришь на мир другими глазами. Тебе доступно то, о чем мечтает каждый человек на земле. Почти бессмертие, если только не случится чего-то странного или ты сама не захочешь уйти, устав от бесконечной жизни. А я… а я был простым человеком с незамысловатыми мыслями. Ограбить купцов в лесу, освободить товарища из застенка, лихо повеселиться, прокутить весь навар, красиво одеться и пройтись по ярмарке, разбрасывая милостыню и покупая лоток с пряниками мальчишкам-оборванцам, просто так, из куража и чтобы люди вслед шептались… вон он, Ясмень-сокол, лихой молодец, что кистенем муху на лету сшибает. Но жить мне хотелось еще больше. И когда узнал, чего это будет стоить, не задумывался.