Майка постоянно оказывалась рядом, что-то спрашивала, странновато поблескивая глазами. Злой, опередив Карла, ушел вперед, двигаясь авангардом их чудаковатой группы и не пропуская ни одной машины или человека с плохо скрываемыми плохими помыслами. Мари и Анни, вместе со Снегом, решили помочь магу, поддержать под руки, но тот спровадил их куда подальше, бурча под нос. Алекс просто катил на доске, снова погрузившись в себя и меланхолию.
До столицы оставались считанные сто километров, и почему-то казалось, что там сразу станет легче. Но если раньше Карл подбадривал их, шутками-прибаутками и намеками так и говорил, пусть и не прямо, про это, то сейчас… Сейчас вдруг осень наступила не только настоящей слякотью с надоевшей постоянной моросью, но и странно-холодной тоской внутри каждого.
Электропоезд и не-человек, почему-то желавший смерти им всем, неожиданно превратили случившиеся в ожившую опасность, и путь уже не казался пусть и странным, но все же необычным приключением. А Карл и впрямь оказался не просто каким-то там гипнотизером, заговаривавшим любого на пути, а именно тем, кем являлся с самого начала.
Магом. Самым, что ни на есть, настоящим.
Чудь рассыпался прахом, пахнув напоследок приторно-сладким тленом. И даже Майка со Снегом, спавшие самым настоящим мертвым сном, и чуть не оставшиеся в нем, учуяли страшное, случившееся с живым существом. Пусть и желающих уничтожить их. А сделал это вон тот поминутно отплевывающийся и хрипло, всем телом содрогаясь, кашляющий бледный бородач в шляпе.
Они шли по кривой и горбатой улочке старого города, хмуро смотревшего на них черными глазами окон невысоких домов. Чавкало под ногами и даже в ботинках, сырость прокрадывалась даже за плотно застегнутые куртки, а зонтов они так и не раздобыли. Чернел грачиный силуэт Алекса, накинувшего капюшон и даже не объезжавшего лужи, все разрастающиеся на древне-трескающемся асфальте. Теплая куртка Снега белела на Майке, а он сам раскатал горло свитера почти по самые глаза. Злой шелестел пакетами внутри обуви, пакетами, нацепленными поверх носков. Его кроссовки треснули по очереди, порой выбрасывая через лопнувшие бока настоящие фонтанчики.
Мари тесно прижалась к Анни, приобняв ее и ругая сама себя за специально оставленную на привокзальной площади шапку, что сейчас оказалась бы такой нужной. Только сейчас, устало тащась за странно-болезненно идущим Карлом, она поняла очень простую вещь.
Анни и Мари часто сбегали и так же часто их ловили. Но никогда им не приходилось убегать так серьезно и так опасно. И ни разу не оказывались на улице, как брошенные кошки или собаки, когда простая осень пробирает холодным ветром и промозглой сыростью до костей. Никогда.
Осень смеялась над кучкой жалких мокрых дурачков и дурочек, с чего-то вдруг возомнивших себя кем-то иным, отличным от обычных людей. Забрасывала грязью от проезжающих машин, поливала срывающимися крупными каплями с низких горбатых крыш, трепала волосы злым шутником-ветром, закидывала даже за шиворот липкие и совершенно некрасивые, даже и не очень желтые, бурые листья. Кто-то уже покашливал, а носами булькали все.
Карл уже придерживался рукой за стены домов, не замечая, как размазывает по ладони кривые бумажные объявления, глупые граффити, сделанные дешевыми баллончиками и просто ноздреватые жирные комки, долетающие со стороны дороги. Голубые клеши потемнели, став от воды почти синими, с полей шляпы стекали вниз настоящие струйки. Но он шел, очень упрямо и по-настоящему целенаправленно. А они шли за ним.
Уходили все дальше от станции, давно ставшей им чем-то вроде маяка, сигналившего о возможности уехать дальше, если что-то снова покажется опасным. Хотя, после бледного охотника, и поезда стали казаться… не очень уютными. Но станции и железка за эти полторы недели превратились в необходимое, почти как рука или нога. А они уходили все дальше, совершенно запутавшись в хитросплетении старого городка, спящего, как и сто лет назад, под боком у Мск. Карл шел в одно ему известное место, еле передвигая ноги, но шел.
Когда он остановился, это заметил лишь Алекс. И то, потому как чуть было не въехал с разгона. Карл хрипло каркнул кашлем и попробовал ухмыльнуться. Мари всхлипнула, увидев, как ужасно постарело посеревшее лицо, с вдруг прорезавшимися морщинами вокруг глаз, еле-еле тлеющих внутренним огнем.