— Да я тоже тебя знаю два дня… три… — Алекс задумался. — И порой ты меня тоже достаешь.
— Я? — брови у нее сами собой вспорхнули вверх, застыли удивленно-обиженными дугами.
— Ты такая прям правильная… Вроде, ну… вот прямо самая лучшая из всех. Достает, знаешь ли.
— Я самая правильная?! — Мари оторопело оглядела всех. — С чего ты взял? Я…
— Ну, вообще, да. — Снег подошел к окну, встал, смотря в него, голос шел глухо. — Ты порой чересчур уж хорошая.
— За собой следи, — посоветовала Анни, а Мари благодарно взглянула на подругу, уже стучавшую шахматами, и порадовалась своей глупости, ведь вот-вот только мелькнула мысль, глупая и стыдная, что Анни теперь может быть и не с ней, слишком уж молчит…
— За собой, за собой, — повторила подруга, — мы вроде должны помогать друг другу, Карл просил так делать, а ты только с Майкой постоянно.
— Она Майя, не Майка.
— Ой-ой-ой, — Анни прыснула смехом, — ясно-о-о…
— Чего тебе ясно?! — Снег развернулся, густо покраснев.
— Все, — уведомила Анни, пожав плечами, — успокойся. Все хорошо.
— Успокойся?!
— Да. — посоветовал Лохматый, оторвавшись от своих картинок. — Сядь уже. Достали орать.
— А тебя кто звал? — Снег засопел. По стеклу побежали, рассыпаясь бело-голубыми, стремительные морозные узоры. — Ты кто такой ваще?!
Под ногами Снега забелел паркет, покрываясь невесомым и таким ощутимым ковром изморози. Ощутимо похолодало, кроме того угла, где сидел в своем кресле Алекс. Оттуда вдруг потянуло обжигающим воздухом.
— Вы чего тут?
Замерли все, кроме Лохматого, одним прыжком оказавшегося возле Алекса. Тот успел только вздрогнуть, когда Лохматый доверительно приобнял его, крепко обхватив рукой за шею. Алекс хрипнул, начав краснеть.
— Снег, ты чего? — опять поинтересовалась Майка, стоя в дверях. Вокруг глаз заметно краснело, но слез никто и не заметил. — Это чего такое?
И показала на творящийся зимний беспредел в комнате. Снег покраснел, отвел глаза и решил вернуться к рассматриванию совершенно черного окна. Белое и холодное пропало тут же.
— Лохматый! — рявкнула Майка, вдруг засветившись гневным золотом. — Отпусти Алекса, щас же!
Странно… но тот послушался. Просто взял и отпустил, расслабив пальцы и скользнул назад к комиксу. И только Мари, оторопевшая от его наглости к Алексу, смотрела за ним дальше. И успела заметить несколько странных взглядов, брошенных поверх страниц на Майку, обводящую их всех глазами. Очень странных взглядов.
Злой, решительно разносящий Анни в пух и прах показал Майке большой палец, не отрываясь от доски. Вот что с ним такое, а? Всегда просто сам по себе, и единственная, кто может оказаться с ним хотя бы как-то рядом, это Анни, вот ведь… Мари все же подумал еще раз и поняла, что вроде бы ревнует ее, что ли. Вот к этому странноватому невысокому подростку со странными привычками. И всегда молчащему.
— Вы как дети! — Майя еще не успокоилась. — Сцепились, стоило стать чуть спокойнее. Алекс, ты эгоист, ты знаешь? Лохматый, мы помогаем друг другу, а не хватаем за горло! Злой, ты не мог бы иногда вмешиваться и в наши дела, а не только когда нужно помочь нам сбежать? Хотя… спасибо, Злой, извини. Снег, ты… ты…
— А Снег он просто Снег, да. Он хороший, — проворчал Алекс, — и как я не подумал. И девчонки тоже, а ссоримся и портим все только мы. Ну да… Да пошли вы все.
Дверь распахнулась.
Карл, возникший в ней, выглядел очень посвежевшим и довольным. И даже снова нацепил свои очки, спрятав шельмовские наглые глаза.
— Слышал, кадеты, что мое стадо тут ругается, блея и цокая копытками? А?!
Никто не ответил, вернувшись к очень важным делам. Майка, к примеру, выдергивала нитки из джинсов, это же очень важно.
— Солидарность перед лицом взрослого, ясно… Уважаю, чего уж. — Карл довольно покивал. — Еще раз отмечу, что вместе, слаженно, вы можете делать несколько вещей, и получается здорово. Наносить ущерб общественным местам и зданиям, относительно неплохо удирать и весьма глупо надуваться на нормальный вопрос. Очень глупо и по-детски. Встаем, кадеты, нам на выход. Внизу нас ожидает лимузин. В кои-то веки проедемся, а не пойдем пешком.
— Лимузин? — загорелась Анни.
— Ну… что-то вроде того.
Анни не потухла, но энтузиазм как-то поубавился. И не зря.
Колымага, ожидающая их у гостиницы, родилась не иначе как лет двести назад. Или триста. Хотя Мари и понимала, что такое невозможно, но думать хотелось именно так.
Вместо лимузина внизу стоял автобус. Длинный, горбатый, бело-красный и с круглыми фарами. И с большими пятнами ржавчины по бокам, виднеющимися тут и там. Окна темнели въевшейся грязью и пылью, непроглядные, да еще и с задернутыми линяло-белыми в свете фонаря занавесками.