Женщина шла по палубе, не уклоняясь от воюющей картечи последнего залпа и выстрелов из мушкетов стрелков. Лишь ветер трепал рыжие волосы да зеленое платье.
— Нет… — пискнул Ери.
А Малт, присмотревшись, увидел, как закипел воздух между ее пальцами. Дрогнул, наливаясь красным, летящим на зов из каждой алой лужи, густо заливающих палубу. От каждого чужого моряка, что уже не вернется домой.
Капитан вскинул пистолет, странный, выточенный из кости, купленный за сундучок золота в темном переулке Порт-Ройяла. Малт помнил покупку, охраняя шкипера, и раз, всего раз, оглянувшись. Оружие продал не человек, а какой-то карлик с густой бородой, гулко засмеявшийся вопросу капитана и скрывшийся, казалось, сразу в землю.
Все случилось в один миг.
Зашипел подпаленный порох, выплюнул стальной раскаленный шар из костяного ствола, а в полете разбрасывающий за собой черные лохмотья дыма, сильно пахнущего кладбищем.
Морская ведьма, гневно блестя глазами, ударила стянутой со всех сторон силой крови, байкой, иногда слышанной в моряцких кабаках.
Попали оба.
Рыжее пламя ее волос изумленно вскинулось, когда странный заряд ударил в грудь.
Красная сеть, переливаясь кровавыми потеками, накрыла их «Морж».
Мари вскинулась, приходя в себя. Зашарила руками по столу, нащупав только кувшин с хмельным медом. Карл подсунул горячего глинтвейна. Она пила, стуча зубами по краешку оловянной посудины.
И смотрела вытаращенными глазами на поникшего Ери.
На темную фигуру в углу, где блестели золотой глаз бывшего капитана и два алых Сущности, вселившейся в птицу и сведшей шкипера с ума. На Малта, протирающего стойку. На Карла, все уже понявшего.
— Вы получили по своим заслугам, — каркнула Мари так и пересохшим горлом, — все вы.
— Да а кто спорит? — поинтересовался Ери. — То есть, ты у нас не останешься?
Мари провела рукой по стенке, поняв, что это не просто бревно. Кусок мачты, киля, еще что-то. Корабль, ставший таверной, и подаривший морякам вечную проклятую жизнь, дрожал в такт бегу Ночного эспресса.
— Магия, девочка, это не просто возможность творить что хочешь и долгая-долгая жизнь. — Карл отставил блюдо с остатками ребрышек. — Иногда она очень необходима, иногда лучше бы ее не было. Но теперь это твой мир, прими его и найди себя в нем. И никогда, слышишь, никогда не думай, что ты можешь победить кого-то неизвестного. И не верь Сущностям, они всегда лгут.
— Что я пропустил? — спросил Лохматый, выдохнув и явно желая распустить пояс брюк. Поросенка он все же съел полностью.
— Мне тоже интересно, — спросил Алекс, — почему Мари сейчас кричала во сне и все хотела взять кого-то на абордаж. Да и почему тут все вокруг как в книжке с пиратами, с чего?
— Это такая вечная жизнь, хулиган, — сказал Карл, — просто наша Маришка умеет, оказывается, слышать прошлое. Иногда оно страшное. А морское и пиратское? Потому что такова награда за наглость и завышенную самооценку. Вот и все.
За соседними столами на них смотрели. Обветренные лица, навсегда запертые внутри своего корабля. Где бы тот не оказался, став даже вагоном Ночного экспресса.
— Пойдемте отсюда, — попросила Мари, — мне что-то нехорошо.
Карл кивнул, заинтересованно уставившись на Ери.
— Сразу в вагон?
Карл кивнул в ответ.
Домовой задумчиво и с надеждой посмотрел на Мари. Та помотала головой.
— Ну, как скажете.
Щелкнуло, блеснуло ярким в глаза.
Диван купе принял уставшую девчонку нежно и мягко.
Карл, смотря на нее, замер в дверях, не смотря на Лохматого, сидевшего напротив сразу заснувшей Мари.
— Я прослежу, — пробасил верзила.
— Спать ложись, — Карл погрозил ему кулаком. — Завтра сложный день. Мы почти в столице.
Ниа отыскала себе карри. Пристроилась на ступеньках неожиданно найденного домика, густо поросшего плющем и вьюнком, ела, иногда смахивая слезы… наверное, от удовольствия. И немножко из-за перца. Индийское карри, это вам не шутки. Энди, знал, да-да, любил эту штуку.
— Сядь. — Ниа показала на кусок стены, торчавший из осоки сломанным зубом. — Тебе надо отдыхать.
До конца часа, выделенного сопровождающим, оставалось минут пятнадцать. Энди думалось очень тяжело, даже туго. Мысли ворочались внутри головы, как мухи, угодившие в патоку. Переживания как-то отступили, спрятались за немеющим сознанием, гаснувшим, как садовые светильники, заряжающиеся от солнца в обложной дождь.