«Я хочу встретиться с Претором».
«Это невозможно. Никто из граждан Контрабэллума, кроме превенторов, не имеет права покидать город. Вам также запрещено возвращаться в город до истечения срока службы и контактировать в карантинном шлюзе с поставщиками продовольствия».
«А если я захочу уйти со службы?»
«Тем самым вы нарушите договор и присягу, которую дали гражданам Контрабэллума, поклявшись безоговорочно исполнять возложенный на себя долг превентора до тех пор, пока вас не отзовут с поста»…
Вопрос об уходе со службы был задан Бунтарем безо всякой задней мысли. Ни в какую отставку он, естественно, уходить не собирался. И не только потому, что принял присягу и подписал договор, из которых, увы, не помнил ни строчки. Бунтарь выражал недовольство условиями службы, но сама Периферия ему нравилась. После того как он насмотрелся на забредающих сюда обитателей Одиума, у Первого пропало всякое желание покидать гарнизон, даже из чистого любопытства. Но еще сильнее Бунтарю не хотелось возвращаться назад, в Контрабэллум, где не было леса, гор, солнца и голубого неба. А были лишь каменные стены и высокий бетонный свод над головой, чьи изображения демонстрировала Скрижаль. Не поэтому ли Бунтарь записался в превенторы, чтобы надолго покинуть унылый подземный город?
Иной причины своего нахождения здесь Первый не видел. Вряд ли он подписал тот кабальный договор, движимый лишь беззаветной преданностью Контрабэллуму и Претору. Вот для Лидера и остальных превенторов такая благородная цель вполне могла бы стать побудительной причиной для службы на Периферии. Никто из собратьев Бунтаря сроду не признавался Скрижали в сомнениях касательно истинности выбранного жизненного пути. И наверняка не признался бы, проторчи они на Периферии еще пять лет. При вступлении в «Ундециму» Первый руководствовался иными побуждениями, это бесспорно. Иначе он непременно испытывал бы сейчас к родному городу такие же, как у всех, любовь и патриотизм.
Внешний мир, который Претор именовал Одиумом, катился в пропасть, погрязнув во всех мыслимых и немыслимых бедах. В стране, на территории которой находился город-государство Контрабэллум, только что отгремела Новая Гражданская война, что велась за независимость Пятьдесят Первого штата. И в этом не было ничего необычного: половина планеты была сейчас охвачена всевозможными войнами. Но и в более-менее спокойных уголках Земли людям жилось не лучше. Эпидемии, экологические катастрофы, низкая рождаемость и высокая смертность вели человечество к неминуемой гибели. Претор уверял: крах современной цивилизации может наступить буквально со дня на день («Уж не он ли ознаменует окончание нашей вахты?» – постоянно гадал Бунтарь).
И когда это произойдет, когда отгремят все войны и на планете перестанет свирепствовать смерть, тогда-то чистые духом и помыслами граждане Контрабэллума выйдут из подземелий. Выйдут и возродят исчезнувшее Человечество, чтобы повести его другим путем – созидательным и мирным. И сейчас здесь, на безлюдном севере, закладывался фундамент нового мира, а одиннадцать превенторов принимали в этом самое непосредственное участие…
Бунтарь в сердцах разбил о камень свою Скрижаль, когда однажды осознал, что как бы он ни формулировал волнующие его вопросы, ничего толкового от Скрижали ему все равно не добиться.
«Информация засекречена» – Первый давно сбился со счета, сколько раз он видел эту надпись на дисплее Скрижали. После публичного надругательства Бунтаря над святыней Претор и приказал Лидеру содержать неблагонадежного превентора в изоляции от остальных. Бунтарь догадывался, что приказ об этом исходил именно от Претора – вряд ли Лидер осмелился применить столь жесткое наказание, не посоветовавшись со Скрижалью. И тот факт, что мудрый вождь приказал изолировать Бунтаря, а не отправить его назад, в Контрабэллум, лишний раз подтверждал, что в подземном городе такие смутьяны тоже не нужны…
Изолятор, ставший для Бунтаря домом, располагался на краю Периферии, почти у самого озера, но между берегом и зданием находилась ограда, ров и проволочный периметр. Само по себе здание было довольно просторным и даже относительно комфортным. Из-за устройства второго этажа оно походило на большой квадратный башмак, в пятке которого проделана дверь, а на мыске оборудована маленькая – пять на пять метров – терраса, полностью обнесенная решетками.
Лидер нарочно отобрал для изоляции Первого это строение, поскольку не хотел добавлять превенторам хлопот с ежедневными прогулками заключенного. Поселившись здесь, Бунтарь мог хоть сутки напролет торчать на зарешеченной террасе, дыша свежим воздухом и любуясь природой. Чем узник и занимался в свободное время, вот уже три года не становясь ни для кого обузой.
Дверь в изолятор запиралась снаружи, но эта предосторожность была вызвана скорее требованиями режима, нежели реальной необходимостью. Лидер это тоже знал и потому не предпринимал в отношении заключенного других мер пресечения вроде караула или дополнительного ограждения вокруг изолятора.
Бунтарь не покидал дом без приказа. С тех пор как Первому запретили ходить по Периферии и баламутить собратьев провокационными расспросами, он предпочитал уединение, скрашивая его прослушиванием музыки, диски с которой также доставлялись из Контрабэллума, или физическими тренировками на воздухе, для чего на террасе у Бунтаря имелось необходимое оборудование. Но чаще всего Первый сочетал оба этих занятия. После них он чувствовал себя на удивление бодро, хотя раньше и не особо любил тренироваться в свободное время.
Читал узник редко, хотя Претор регулярно присылал на Периферию наиболее «правильные», с его точки зрения, книги. Подбирались они, судя по всему, по одному критерию: в них непременно рассказывалось обо всех царящих в Одиуме ужасах наподобие войн или экологических бедствий. Их красочное описание должно было отваживать превенторов от искушения покинуть пост и вернуться в тот мир, с которым все они когда-то добровольно и осознанно распрощались.
Бунтарь знал, что в Одиуме есть тысячи способов проведения досуга хорошо и с пользой, но на Периферии превенторам было доступно лишь несколько. И сегодня узник собирался заняться самым приятным из них, поскольку к нему в гости должна была заглянуть его лучшая подруга Невидимка. Бунтарь спешил домой в предвкушении ее скорого визита и полагал, что если в ближайшие четверть часа на Периферии не произойдет ничего непредвиденного, то его сладостные надежды имеют реальный шанс сбыться…
Однако непредвиденное все-таки случилось – редчайшее, надо признать, для Периферии досадное совпадение. Не успел еще Первый дойти до изолятора, как наблюдатель на башне нажал кнопку тревоги, и над гарнизоном раздался вой сирены, гораздо более громкий, чем тот, что будоражил превенторов при открытии карантинного шлюза.
Бунтарь встрепенулся и посмотрел вдаль – туда, где через лес шла давно заросшая просека. Незваные гости из Одиума обычно появлялись со стороны леса, после чего, утолив любопытство, той же дорогой удалялись обратно. Во время их визитов превенторы выходили на стену и контролировали, чтобы пришельцы не перелезли через проволочное заграждение. Но те еще никогда не осмеливались на такое геройство – преодолеть тройной периметр из колючей проволоки без необходимого инструмента было бы очень сложно.
Самые серьезные эксцессы за минувшие пять лет возникали несколько раз у гарнизонных ворот. Сначала туристы из Одиума – с их слов, активисты какого-то движения в защиту природы – требовали, чтобы их впустили на Периферию, а затем, получив отказ, пытались прорваться туда силой. Превенторы без особого труда выталкивали настырных визитеров за периметр даже без применения страйкеров. Изгнанные пришельцы подолгу возмущались, швырялись камнями, обещали кому-то пожаловаться, стращали бойцов «Ундецимы» увольнением со службы, но дальше этих угроз дело никогда не заходило. Оскорбленные активисты удалялись, а когда появлялись снова – периодически это случалось примерно раз в полгода, – их опять ожидало фиаско.