К порту мы подошли под водой, за высокой стенкой мола виднелись лишь мачты вспомогательных судов, быстроходных десантных барж и буксиров. Видимо, в порту их собралось порядочно, но полностью классифицировать все не удавалось. Использовать перископ нужно было весьма осторожно: на зеркальной поверхности спокойного [199] моря пенный бурлящий след виден издалека, поэтому каждый раз перед поднятием перископа приходилось замедлять ход. И погода - вот незадача! - стояла на удивление тихая, ясная, совершенно не соответствующая нашим планам.
Мы отошли мористее и в 60 кабельтовых от головы мола легли на грунт. Таким образом я решил точно удержать место подводной лодки перед стрельбой. Вместе с комиссаром, штурманом и минером мы еще раз проверили наши расчеты на стрельбу. Все как будто в порядке. Экипажу тем временем я дал возможность как следует отдохнуть.
Когда опустились вечерние сумерки, мы снялись с грунта и медленно подвсплыли на перископную глубину. Я поднял перископ и быстро осмотрел Ялтинскую бухту с портом, которые медленно накрывала ночь. Все было спокойно, мы могли всплыть в надводное положение.
- Артиллерийская тревога! - передал мой приказ по переговорным трубам командир отделения трюмных Быков.
Личный состав стремительно разбежался по боевым постам и командным пунктам. Артиллерийский расчет вместе с лейтенантом Егоровым собрался в боевой рубке, куда из центрального поста поднялся и я. Подводная лодка стремительно всплывала в позиционное положение.
Я сам отдраил рубочный люк и выскочил на ходовой мостик. Вслед за мной пулей вылетели лейтенант Егоров и сигнальщик Голев. Командир отделения артиллеристов Шепель и старший артиллерист Отченашенко вместе с другими матросами артиллерийского расчета опрометью кинулись к 100-миллиметровой пушке и выверенными движениями расчехлили орудие. Быстрота и четкость движений наших комендоров заслуживали всяческой похвалы.
Орудийные номера Котов и Перебойкин отдали походные талрепы, крепящие пушку к палубе, заряжающий Гунин открыл орудийный замок и вынул из казенника герметизирующую ствол орудия пробку. Наводчик Федор Мамцев и установщик прицела Беспалый развернули пушку [200] в сторону Ялтинского порта. Лейтенант Егоров уточнил свои расчеты и еще раз проверил дистанцию до порта. За это время артрасчет закончил подготовку орудия, подносчики патронов Григорий Федорченко и Михаил Антропцев подали первый снаряд, и Семен Гунин ловко зарядил его в казенник. Командир орудия Иван Шепель, заняв позицию первого номера, взялся за спусковой шнур, а первый наводчик Мамцев приник к прицелу. В прозрачном окуляре на скрещении нитей Мамцев отчетливо видел мол Ялтинского порта и возвышающиеся над ним мачты малых кораблей и вспомогательных судов. Мамцев тронул штурвал, и нить прицела плавно опустилась на основание мола, где, скорее всего, и было скопление вражеских кораблей. От точности этой наводки зависел успех всей стрельбы. И Мамцев с этой ответственной задачей справился блестяще. Грянул первый выстрел…
Оглушающий грохот заставил нас вздрогнуть. Мы скорее ощутили, чем увидели пепельный язык пламени, который вырвался из дула. Обратная воздушная волна разбросала наши волосы и прикрыла веки. Корпус подводной лодки судорожно дернулся, и в обе стороны по воде пошла мелкая рябь. Мы настороженно притихли, ожидая вспышки и звука разрыва на берегу. Прошли, быть может, доли секунды, а комендоры уже проворно зарядили орудие для нового выстрела. И не дожидаясь результата, за первым снарядом последовал второй, третий… Стреляные тяжелые гильзы падали на палубу, подпрыгивали и со звоном скатывались за борт{25}.
Раскаты артиллерийских снарядов беспощадно разорвали вечернюю тишину города. По всему Ялтинскому порту то тут, то там разрывались наши снаряды. Наконец, в порту разгорелся пожар, а потом в воздух на большую высоту взвился столб ослепительного пламени, вызвав многочисленные одобрительные возгласы команды.
- Накрытие! - доложил лейтенант Егоров.
Громоподобные выстрелы пушки, лязг замка, команды управляющего стрельбой, звон дымящихся гильз, падающих [201] на стальную палубу, - все слилось в едином победном громе.
- Молодцы! Ну совсем как на учении! - восторженно отозвался комиссар, перекрикивая сплошной гул.
После того как снаряды из артиллерийских кранцев были израсходованы, темп стрельбы несколько замедлился: теперь снаряды подавали из артиллерийского погреба, расположенного в центральном посту.
До центрального поста звуки выстрелов почти не доносились, однако при каждом выстреле стальной подволок второго отсека, над которым крепилось орудие, вздрагивал так сильно, что от него в разные стороны отлетали большие куски изоляционной пробки.
Тусклый свет мерцающих электрических лампочек слабо подсвечивал сосредоточенные лица матросов и старшин, находившихся у артиллерийского погреба, элеватора и в проходах центрального поста. Было видно, что даже в такой сложной боевой обстановке самые непривычные и резкие движения они совершали плавно и несуетливо. Все было подчинено одному стремлению: как можно быстрее и без проволочек подать снаряды на палубу…
Город сперва был затемнен, и немцы молчали. Но вот на берегу тревожно замелькали огоньки. Через некоторое время мыс Айтодор озарился отблесками артиллерийских вспышек. С мыса Никитина также ударили мощные береговые батареи. Огни артиллерийских орудий сверкали как молнии. Первые снаряды упали в море далеко за нами, поднимая в воздух огромные султаны пенящейся воды. Беспламенные снаряды, которые мы использовали, порядком спутали расчеты немцев: из-за слабых вспышек нашего орудия они посчитали, что мы значительно мористее, чем находились на самом деле.
Но постепенно снаряды стали ложиться все ближе и ближе к борту подводной лодки. Шелест и свист пролетающих над нами немецких снарядов стали уже различимы на слух. Такой фейерверк больше не сулил ничего хорошего, - пора было отходить. Вскоре мы окончательно попали в «вилку» и были вынуждены погрузиться. [202]
Артиллеристы, быстро развернув пушку на место, закрепили ее талрепами, заткнули ствол пробкой и вместе с верхней вахтой, как горох, посыпались в боевую рубку…
Подводная лодка с быстро нарастающим дифферентом пошла на глубину. Я остался в боевой рубке и ясно слышал, как совсем рядом рвались крупнокалиберные снаряды. Но они были уже не опасны: нас прикрывала все увеличивающаяся толща воды - лучший защитник от бомб и артиллерийских снарядов.
В течение двух часов, укрываясь от возможной погони, мы шли под водой, а когда убедились, что наверху ничего не происходит, всплыли и пошли под дизелями.
Стояла прекрасная темная ночь. Я осмотрел горизонт и, убедившись, что поблизости нет ничего подозрительного, спустился с мостика в центральный пост, чтобы составить текст радиограммы по результатам разведки и артобстрела Ялтинского порта. На мостике вместе с верхней вахтой остался комиссар.
Не успел я вызвать к себе шифровальщика Лысенко, чтобы передать ему текст, как увидел буквально скатившихся в центральный пост наблюдателей, доктора, вахтенного командира, а за ними и комиссара - он спустился последним, быстро захлопнул за собой тяжелую крышку рубочного люка и тут же наглухо ее задраил.
- Слева за кормой два торпедных катера, - сообщил он мне, выглянув из боевой рубки.
В это время акустик Ферапонов подтвердил его слова:
- Слышу шум винтов двух катеров.
Едва комиссар оказался в центральном посту, первая серия глубинных бомб разорвалась в непосредственной близости от корпуса корабля. Все отсеки тотчас погрузились в темноту. Когда включили аварийное освещение, мы смогли хотя бы различать контуры приборов и силуэты людей. Подводный корабль пошел самым малым ходом, все соблюдали полнейшую тишину.