После выстрела я не опускал перископ и беспрерывно следил за ходом торпед, которые, вспенивая морскую гладь, оставляли за собой на зеркальной поверхности два отчетливых расходящихся следа. Однако, к великому огорчению, они прошли мимо. Видимо, скорость транспорта оказалась больше расчетной, и торпеды прошли позади его кормы, скрывшись за кильватерной струей. А транспорт, сильно задымив, вошел в Ялтинский порт.
До берега было недалеко, и торпеды, пройдя позади транспорта, должны были удариться о береговую черту в районе пляжа. Но, к своему удивлению, взрыва я не увидел, впрочем, акустик тоже не услышал взрыва, который должен был передаться на корпус. Однако на пляже началась страшная суматоха, вся отдыхающая свора засуетилась, забегала, кое-где даже засверкали единичные вспышки выстрелов автоматического оружия…
Десятилетие спустя наша первая торпедная атака нашла отражение в книге офицера итальянского военно-морского флота В. Боргезе, как раз в то время оказавшегося на ялтинском пляже. Вот что он писал:
«21 сентября. Русская подводная лодка выпустила две торпеды по входящему в порт конвою. Торпеды прошли мимо цели и взорвались у самого берега.
Массарини и Куджа, которые загорали в это время в нескольких десятках метров от места взрыва, были засыпаны землей - к счастью, они отделались легкими ссадинами, в то время как рядом с ними было убито пять немцев. Впоследствии нелегко было убедить их в том, что они были торпедированы, а не подверглись воздушной бомбардировке».
Вот, оказывается, как окончилась наша первая торпедная атака - высшее напряжение моральных и духовных сил, как для командира, так и для всего экипажа подводной лодки.
Первая боевая торпедная атака… Пожалуй, нет такого командира, который мог бы заставить себя не волноваться в ожидании столь серьезного и ответственного момента. Нетрудно представить себе и мое состояние. Для меня, [208] молодого командира, эта первая атака была не просто очередным боевым эпизодом, а своеобразным мерилом командирской зрелости. Как тут не взволноваться?
Внешне я держался спокойно, невозмутимо наблюдал за целью и хладнокровно отдавал приказы, а самому казалось, что слишком медлю, слишком долго держу поднятым перископ…
Тяжело, очень тяжело было сознавать, что мимо нас безнаказанно прошел немецкий транспорт. Хорошо понимая свои личные ошибки, я долго не мог успокоиться…
Основных ошибок было две: первая - в определении скорости цели; вторая - в режиме использования перископа.
Не обнаружив на фоне берега кораблей охранения и решив, что транспорт идет один, я, видимо, излишне долго смотрел в перископ, уточняя обстановку, чем облегчил атаку противолодочных сил. Поэтому, когда мы отошли от Ялты и подводная лодка легла на обратный курс, до нас донеслись звуки разрывов глубинных бомб. Немецкие противолодочные корабли настигли нас в море и бомбили сериями по несколько бомб. Разрывы все приближались. И вот, наконец, они добрались до нас. Со звоном полопались электрические лампочки, вырубились батарейные автоматы, через захлопки правого дизеля в дизельный отсек стала поступать забортная вода. Невзирая на поломки, течь, сумрак аварийного освещения и пугающий грохот, личный состав сохранял полное спокойствие и быстро устранял выявленные повреждения.
Приведу цитату из письма ко мне бывшего старшего рулевого Федора Акимовича Мамцева, который так описал свое состояние во время этой бомбежки:
«…Помню наивность всего нашего экипажа после первой… атаки под Ялтой. Вышли в атаку, торпедировали, утопили, поторжествовали и, выходя из Ялтинского залива на перископной глубине, продолжили свой завтрак. Вскоре началась невероятная бомбежка, и пищу, которая находилась у меня во рту в начале бомбежки, я проглотил только после ее окончания».
Немцы упорно преследовали подводную лодку на протяжении нескольких часов, не жалели ни глубинных бомб, [209] ни кораблей, ни времени. Наконец нам удалось оторваться от них и с наступлением вечерних сумерек всплыть в надводное положение.
На следующий день мы пошли на разведку Алушты. Ранним утром подошли к городу. Осмотрелись, всплыли. Никаких плавсредств в то время мы не обнаружили и решили приблизиться к берегу, но вдруг, откуда ни возьмись, появился «Хейнкель-111» и направился прямо на нас. Мы быстро погрузились.
Выждав некоторое время, я осмотрел горизонт в перископ и решил всплыть. Только верхняя вахта поднялась на мостик, как снова появился тот же самолет и опять лег на боевой курс. Мы вновь быстро погрузились и отошли мористее. Через некоторое время все повторилось. Потом еще несколько раз, несмотря на исключительно аккуратное использование перископа, один и тот же «Хейнкель-111» загонял нас под воду.
Вначале мы никак не мог понять, в чем дело. Что могло нас так демаскировать? И лишь под вечер, подвсплыв под палубу, мы обнаружили за нашей кормой воздушный шлейф. Долго гадать не пришлось: пузырьки предательски выпускали баллоны воздуха высокого давления, расположенные под палубой в носовой надстройке. Так, теперь стало понятно, что бомбежка под Ялтой не прошла бесследно: видимо, ударная волна разгерметизировала баллоны, и они все это время безошибочно показывали наше местоположение. Оставалось только порадоваться, что рядом не оказалось кораблей фашистских противолодочных сил. Окажись они там, надеяться было бы не на что…
Быстро устранив выявленные повреждения, мы пошли к Судаку, на ходу заряжая аккумуляторную батарею. Ночь прошла спокойно.
Утром, после погружения, вахтенный командир обнаружил морскую цель:
- Просьба командира в рубку!…
Я поднялся в боевую рубку и прильнул к окуляру перископа. Тщательно осмотрев горизонт, я обнаружил большую сухогрузную немецкую баржу, которую буксировал тральщик и охраняли три торпедных катера. Я оценил обстановку, и тогда первоначальное напряжение, охватившее [210] меня после доклада вахтенного офицера, уступило место жажде борьбы и уверенности в том, что мы выйдем из нее победителем. Сердце сладко затрепетало в груди от предчувствия атаки…
Вновь зазвенел по отсекам подводной лодки сигнал боевой тревоги. Еще быстрее, чем в прошлый раз, торпедисты подготовили торпедные аппараты к выстрелу. Произведя вместе со старпомом необходимые расчеты, мы с дистанции 6 кабельтовых выстрелили по барже двумя торпедами из носовых торпедных аппаратов. Торпедисты Артем Неронов и Алексей Ванин на этот раз также сработали отлично. Торпеды с еле слышным гулом вышли из аппаратов.
Однако за ходом торпед проследить мы не смогли, так как один из торпедных катеров сразу повернул в нашу сторону, видимо заметив следы от торпед и перископ. Мы тут же ушли на глубину. Медленно потянулись томительные секунды ожидания.
Уже давно наступило расчетное время, когда мы должны были услышать взрыв торпед. Но проходят секунды - в центральном посту тишина… Я слышу только, как бьется мое сердце. Ловлю настороженные взгляды помощника и штурмана. Проходят еще несколько томительных секунд тишины, кажущихся мне вечностью. Неужели промах? Наконец раздается долгожданный взрыв торпед. Я спустился из боевой рубки в центральный пост. Комиссар крепко пожал мне руку. В центральном посту и в отсеках становилось все оживленнее и оживленнее: команда искренне радовалась первой победе.
Но враг напомнил о себе очень быстро. Торпедные катера, которые тут же бросились в погоню, через считанные минуты настигли нас и принялись методично бомбить глубинными бомбами. Раскаты взрывов раздавались со всех сторон, раскачивая и сотрясая подводную лодку. Очередной взрыв, самый ближний к кораблю, причинил некоторым механизмам подводной лодки небольшие повреждения. Правда, они оказались несложными, поэтому подводники быстро устранили их, и через несколько минут маневрирования на глубине мы оторвались от противника. [211] Комиссар сам подошел к переговорным трубам и передал по отсекам:
- Поздравляем личный состав с первым боевым успехом! Потоплена фашистская сухогрузная баржа с военными грузами.
Эта победа чрезвычайно воодушевила весь наш экипаж. Во всех отсеках царил необычный подъем. Мы поздравляли друг друга, обнимали и щедро хвалили боевое мастерство. Первая победа всегда воспринимается с особой радостью. Лица у всех матросов, старшин и офицеров были одухотворенные, жизнерадостные. Напряжения и усталости как не бывало. Из носовых и кормовых отсеков шли ответные поздравления. Первый успех вселил в нас большую уверенность и придал новые силы.