В скором времени нашего комиссара капитан-лейтенанта Павла Николаевича Замятина назначили заместителем командира дивизиона подводных лодок по политической части. Он шел на повышение, мы это хорошо понимали и тем не менее сожалели, что среди нас не будет этого душевного и принципиального офицера.
Не стану описывать все подробности нашего с ним расставания. Просто скажу, что нам было тяжело, сказывалась вся глубина флотской службы. Как-то невольно получается так, что в экипажах подводных лодок подбираются люди, которые с годами настолько привыкают друг к другу, что становятся самыми близкими друзьями. Тяжело было расставаться с человеком, ставшим тебе родным братом. Все мы сразу почувствовали, что вместе с комиссаром с нашей лодки уходит нечто большее, чем просто [220] офицер. Однако дружба дружбой, а война войной, необходимо было быстро перестраиваться, не расслабляться…
К осени 1942 года морские сообщения немцев проходили от Босфора вдоль западного побережья Черного моря и крымских берегов до Анапы.
Протяженность этих коммуникаций составляла:
от Босфора до Констанцы - 200 миль;
от Констанцы до Одессы - 180 миль;
от Одессы до Анапы - 335 миль.
Как видно, это были сравнительно короткие морские сообщения, осуществлявшиеся по-прежнему малыми судами, вплоть до мелкосидящих дунайских барж.
Осенью 1942 года шли ожесточенные бои на горных перевалах Кавказского хребта. Немцы любой ценой стремились прорваться к морю, чтобы захватить Туапсе, Поти и Батуми.
В это время меня вызвали в штаб бригады. Там я познакомился с представителем разведки флота, старшим лейтенантом, к сожалению, за давностью лет не помню его фамилию. Это был высокий, стройный человек. Его широкую грудь украшали три ордена Красного Знамени. По этим боевым орденам нетрудно было понять, что старший лейтенант много испытал на своем боевом, трудном пути разведчика.
Перед нами поставили задачу: скрытно высадить с нашей подводной лодки на берег 50 человек с личным оружием. Задача старшего лейтенанта заключалась в подготовке плавсредств и солдат к высадке.
В качестве высадочных средств были использованы два резиновых понтона. Разместили мы их в кормовой надстройке подводной лодки. В акватории нового строящегося порта Поти мы провели несколько учений по размещению солдат в отсеках подводной лодки, приготовлению к спуску понтонов на воду, выходу солдат через люк центрального поста на палубу и посадке их на понтоны. Вместе с нами должны были идти командиры подводных лодок «Л-4» - капитан 3-го ранга Е.П. Поляков и «С-33» - капитан 3-го ранга Б.А. Алексеев. О готовности подводной лодки и солдат к высадке я доложил в штаб бригады. На следующий день вечером мы вышли в море. [221]
Погода стояла сырая, пронизывающий ветер пробирал вахтенных матросов до костей. Матросы ежились, поднимали воротники коротких канадок, но едва ли это спасало от промозглого холода ноябрьского моря.
Когда мы вышли из бухты, пошел мелкий частый дождь, и серая хмарь окончательно заволокла Потий-ский порт. Мы прошли вдоль берега на север несколько миль, в заранее условленной точке погрузились и повернули к берегу. Через некоторое время мы всплыли. Ветер дул прямо с моря, поднимая порядочные волны, и мешал швартовой команде быстро выгрузить с палубы неуклюжие резиновые понтоны, которые подпрыгивали и пугали спешно перебирающихся в них солдат.
Тем не менее выход солдат из подводной лодки и погрузка в понтоны прошли организованно. Они благополучно отошли от борта подводной лодки и направились к берегу, на котором стояли офицеры штаба базы и бригады, специально наблюдавшие, насколько скрытно подойдут понтоны к урезу воды и высадят десант. Но до берега дошел лишь один понтон. Оказалось, что другой понтон начал травить воздух, и все перешли на один оставшийся понтон и на нем благополучно доплыли до уреза воды, где незаметно высадились на берег.
Это учение подтвердило возможность скрытой высадки десанта с подводной лодки. Мы были готовы выполнить боевую задачу, нам оставалось только ждать условного сигнала. Но мы его так и не дождались - что-то изменилось в оперативных планах флота…
В конце ноября мы получили приказ на очередной боевой поход. Тщательно изучив его, я отдал распоряжение старпому и командирам боевых частей готовить подводную лодку к выходу в море. Упразднение к этому времени должности комиссаров накладывало на меня как единоначальника дополнительные серьезные обязанности.
В этой новой обстановке моим верным помощником в партийно-политической работе стал наш парторг - мичман Ефрем Ефремович Щукин.
Ефрема Ефремовича я знал уже четыре года как одного из лучших старшин и активного, принципиального [222] коммуниста. Он пользовался заслуженным авторитетом среди личного состава подводной лодки. У него было в высшей степени развито чувство ответственности за любое порученное ему партийное или служебное задание. Спокойный, всегда выдержанный, отлично знающий свою специальность, он умело передавал свой богатый опыт подчиненным - командиру отделения трюмных Быкову и старшим трюмным Балашову и Соколову.
Щукин всегда располагал к себе своей деловитостью. Мы никогда не видели его злым или сердитым. Он отдавал распоряжения, не повышая голоса, и никто не помнит случая, чтобы кто-нибудь из матросов ослушался мичмана или не выполнил его распоряжение.
Ожидая нового похода, мы получили пополнение. В каждой группе у нас было прочное закаленное в боевых походах ядро матросов и старшин с большим стажем действительной службы и хорошим боевым опытом. Они прошли суровую школу почти двух военных лет и были нужны на других кораблях.
Вместо них пришла молодежь из школ учебного отряда подводного плавания и матросы с других подводных лодок, которые заменили вышедших из строя членов нашей команды. Хочу отметить, что желающих идти в боевой поход с других кораблей было очень много, потому что люди жаждали вновь и вновь выходить в море и бить врага, пока их корабли находились в ремонте.
Вновь прибывших надо было ввести в строй, подготовить к самостоятельному несению вахты, приобщить к работе в боевых условиях на нашей подводной лодке. Проверка показала, что занятия с ними проводились регулярно и на хорошем методическом уровне, достаточно было и тренировок на боевых постах. Быстрому освоению ими своей новой специальности помогала хорошая общеобразовательная подготовка - все они имели среднее образование, а один из них, электрик Григорий Трубкин, закончил первый курс института. Кроме того, у них была хорошая производственная подготовка.
Так, молодой артиллерист Крылов заменил Отченашенко, который стал командиром отделения артиллеристов, вместо ушедшего на учебу Шепеля. Крылов был [223] низкого роста, застенчивый и скромный, на его лице всегда светилась приветливая улыбка. Он, да, пожалуй, и все молодые матросы быстро сдружились с нашим боевым коллективом…
Проверяя подготовку корабля к выходу в море, я прошел в шестой отсек, где расспросил старшину группы электриков мичмана Карпова о готовности материальной части и личного состава. Карпов был одним из ветеранов подводной лодки. Широкоплечий, крепкий, спокойный, уверенный в своих знаниях и опыте, привыкший к морю и любивший его, суровый с виду, он редко сердился, и его было трудно вывести из равновесия. Вот и сейчас совершенно невозмутимо, тихим, но внятным голосом, он докладывал о готовности своей части:
- Материальная часть группы электриков исправна. Лечебный цикл аккумуляторной батареи прошел успешно. Теперь она у нас как новенькая. Личный состав, в том числе и молодые матросы, здоров и готов к выполнению боевых задач. Вот, к примеру, электрик Трубкин, - мичман кивнул в сторону главной станции, - знает свое дело боец, по собственной инициативе произвел ремонт корабельных выключателей. Во всем любит порядок.
У главной станции работал матрос высокого роста, крепкого телосложения, с серьезным взглядом. Это был способный и энергичный человек. Он обернулся и спокойно посмотрел на нас. Я подозвал его к нам и попросил кратко рассказать о себе.