Боевая жизнь в походе, размеренная часами вахт, проходила монотонно. После окончания вахты заступала новая смена, за ней следующая - так каждые сутки. Вполне естественно, что единственным доступным развлечением в каждом боевом походе становилась художественная литература. Готовясь к каждому выходу в море, мы тщательно подбирали книги для нашей походной корабельной библиотеки, предугадывая индивидуальные запросы каждого матроса, старшины и офицера. По интересным книгам мы устраивали совместный обмен мнениями. Это были весьма увлекательные, душевные и непринужденные беседы. В них принимал живейшее участие весь экипаж, собираясь в одном из отсеков, отчего тот сразу становился маленьким и тесным.
Мало, очень мало свободного места было на подводной лодке, но, как говорят, в тесноте, да не в обиде. Жилые отсеки были тем местом, где не только собирался свободный от вахты личный состав, но зарождалась и крепла нерушимая морская дружба, складывались теплые товарищеские отношения… [292]
Я пробрался в каюту и прилег на диван. Мои размышления не торопясь уносили меня в неглубокий и чуткий сон. В полузабытьи проносились образы, расчеты, данные, радиограммы, экипаж… Но вдруг промелькнула мысль, что совсем скоро должна вернуться из эвакуации Вера Васильевна с дочурками. От этого неожиданного проблеска я внезапно проснулся и даже встал. Надо ведь, я совсем запамятовал! Я начал перебирать в голове мысли о семье, девчушках: Иришка, наверное, совсем выросла без меня, а Наташенька. уж верно, ходит… Как мы давно не виделись! И снова круговерть мыслей и отрадных воспоминаний увлекла меня в сон.
Через дрему, словно в тумане, до меня доносились звуки из центрального поста и боевой рубки. Поскольку моя каюта во втором отсеке находилась прямо у переборки с третьим, через приоткрытую дверь был виден почти весь центральный пост, и, разумеется, все, что там происходило, было хорошо видно и слышно. Сон на подводной лодке был очень своеобразный, спишь и, как говорят, все слышишь. На малейшее изменение режима шумов работающих механизмов организм мгновенно реагировал.
Вот слышу, как главный старшина Крылов, заступивший на командный пункт всплытия и погружения, быстро прокручивая вентили, подправлял плавучесть корабля: принимал забортную воду в уравнительную цистерну - если лодка «легка» - или, наоборот, откачивал из нее воду за борт - если лодка «тяжела».
Неподалеку от Крылова вахтенный механик центрального поста Воронов строго следил за показаниями горизонтальных рулей, глубиномеров и дифферентомера, представлявшего собой изогнутую трубку, по которой от носа к корме медленно перекатывался пузырек воздуха, указывая дифферент в градусах, и был готов в любой момент распорядиться поддифферентовать подводную лодку.
Рулевой Мокрицын, не отводя глаз от репитора гирокомпаса, старательно удерживал подводную лодку на заданном курсе, а трюмный Балашев через равные промежутки времени получал от вахтенных доклады о том, что в отсеках все в порядке. [293]
Изредка меняя позу и потягиваясь в своей тесной каморке, шелестел ручкой шумопеленгаторной станции акустик Андрей Павлович Ферапонов, стараясь не пропустить ни малейшего шума в море и не прозевать шума вражеских винтов.
Внезапно зажужжал подъемник перископа - видимо, вахтенный офицер Егоров закончил осматривать горизонт в перископ и намеревался спуститься из боевой рубки в центральный пост. И действительно, послышался стук его ботинок по рубочному трапу, затем он лихо спрыгнул на палубу и подошел к штурманскому столу, по-видимому уточняя место подводной лодки. По его тихому бормотанию можно было догадаться, что он доволен сменой и общим ходом дел…
На море опускались вечерние сумерки - подводная лодка не спеша всплывала на глубину, безопасную от таранного удара. На акустика возложена наиважнейшая задача - проверить горизонт перед долгожданным всплытием, до которого осталось каких-нибудь полчаса. Когда наконец акустик Крылов доложил: «Горизонт чист, шума винтов кораблей противника не слышно», - подводная лодка вздрогнула от ворвавшегося в цистерны воздуха высокого давления и, все больше ускоряясь, стала всплывать в позиционное положение.
Я отдраил рубочный люк, слегка толкнул его вверх, а дальше избыточный корабельный воздух сам отворил люк и как на подушке вынес меня наверх, в черноту ночи. Даже после полумрака рубки и центрального поста глаза не сразу привыкли к окружающей темноте. Сразу за мной последовал сигнальщик Григорий Голев - сильный, ловкий и подвижный матрос - и тут же принялся оглядывать ночное море.
- Горизонт чист, - доложил он с явным удовольствием.
Молодой штурман Гаращенко, захватив секстан с секундомером, тоже проворно выскочил на мостик. У него своя забота: взять высоты трех звезд первой величины, пока они не растворились в бесконечности ночного небосвода, и рассчитать наше место.
Сразу запустили дизели: одним дизелем дали ход вперед, другим - начали продувать цистерны главного балласта. [294]
Медленно покачиваясь и набирая ход, подводная лодка пошла в безвестность ночи.
После всплытия больше всего дел, пожалуй, появилось у личного состава электромеханической боевой части: надо было провентилировать отсеки подводной лодки, зарядить аккумуляторную батарею, пополнить запасы воздуха высокого давления и осушить трюмы.
Чистый солоноватый морской воздух, влекомый работающими дизелями и вентиляцией, прохладным потоком хлынул через рубочный люк внутрь подводной лодки. Матросы и старшины набирали полную грудь свежего воздуха и после небольшой задержки шумно выдыхали, показывая тем самым радость и удовольствие от напоминания о свободе морских просторов и о скором завершении похода…
Прошел еще один день. Наступили последние сутки боевого похода. Холодный сбивающий с ног северный ветер заставлял наблюдателей кутаться в канадки и прятаться за ограждением мостика от его леденящих ударов, но матросы, старшины и офицеры неутомимо несли ходовую вахту, сознавая, что боевое задание выполнено успешно и до дома осталось совсем немного. Эти мысли прибавляли силы.
Мы всегда воспитывали личный состав в духе постоянной и неизменной бдительности во время ходовой вахты: будь то переход морем в район боевых действий, пребывание в самом районе или возвращение в базу. Только когда экипаж ответственно и самоотверженно относится к своему служебному долгу, никакая случайность в море не страшна. Такая команда и прежде всего ее командир всегда найдут правильное решение даже в самой непредвиденной ситуации и безукоризненно выполнят боевую задачу.
Командиры боевых частей были терпеливыми учителями, поэтому умело и настойчиво отрабатывали у личного состава решительность, активность и самостоятельность, прививали навыки расчетливых, грамотных и искусных действий, которые затем оттачивались боевыми походами, и достигали свойства, присущего всем нашим морякам, - высочайшего воинского мастерства. И наконец, максимальное [295] внимание уделялось организации вахты по возвращении подводной лодки из похода, особенно после успеха, когда, естественно, могла возникнуть губительная самоуспокоенность. Нередко такие корабли становились жертвой противника в последние дни боевого похода…
Когда мы подходили к Поти, с рейдового поста охраны водного района, резко и легко взмахивая невесомыми красными флажками, сигнальщик передал нам семафор с поздравлением. На мачтах берегового поста СНИС, кораблей эскадры, стоящих у причалов порта, и плавбазы «Волга» взвились флажные сигналы: «Поздравляем с победой, с благополучным возвращением».
На палубах линейного корабля «Парижская коммуна», плавбазы «Волга» и эскадренных миноносцев, приветствующих наш экипаж, выстроился личный состав и загремели духовые оркестры. Стоит ли говорить, что нам было очень приятно видеть столь высокую оценку нашего скромного вклада в общее дело победы над врагом.