Уже из этого становится ясной вся вздорность утверждения современных богословов о том, что «своеволие, непокорность врачуется покорением воле божией с отвержением своей и всякой другой воли, которые противятся воле божией». Коллектив, а не бог, был той силой, которая заставляла всех его членов неукоснительно выполнять выработанные им нормы поведения и жестоко наказывала за отступление от них. На Банксовых островах (Меланезия) мужчине ни при каких обстоятельствах не разрешалось готовить пищу в доме, так как стряпня являлась исключительно женским занятием. У ительменов (Камчатка) шитье и изготовление обуви было уделом женщин; если бы мужчина занялся этим делом, он заслужил бы всеобщее презрение. Если индеец струсил во время сражения или охоты, то ему лучше не возвращаться домой: мужчины изгонят его из своей среды, его будут презирать даже дети, и у него останется лишь одно избавление — то, чего он боялся, — смерть.
Для закрепления норм поведения первобытные народы выработали целую систему воспитания потомства. Юноша или девушка до известного возраста не могли присутствовать на собраниях взрослых и участвовать в их делах. Больше того, для перехода в их среду они должны пройти сложные обряды и испытания. Так, у австралийских племен эти посвятительные обряды имели общественный характер. В племени арабана мальчика на длительное время изолировали от женщин и детей, обучали священным церемониям, заставляли стоять несколько минут на коленях в костре, покрытом зелеными ветками и вынести целый ряд других истязаний. В племени аранда эти обряды были еще более жестокими и длительными. Все они преследовали одну главную цель: воспитать мужественного, закаленного, дисциплинированного члена коллектива, а также закрепить существовавшее разделение труда между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми. И эта выработанная тысячелетиями система воспитания давала такие результаты, которые поражали европейцев. Характеризуя родовой строй индейцев, Энгельс писал: «А каких мужчин и женщин порождает такое общество, показывает восхищение всех белых, соприкасавшихся с неиспорченными индейцами, чувством собственного достоинства, прямодушием, силой характера и храбростью этих варваров»[21].
Первобытный человек полностью зависел от коллектива. По образному сравнению Маркса, «отдельный индивидуум не порвал еще пуповины, связывающей его с родом или общиной, и спаян с ними столь же тесно, как отдельная пчела с пчелиным ульем»[22]. Без полного подчинения личности коллективу последний не мог бы существовать при столь слабом развитии орудий труда и оружия. Именно это обстоятельство, а не бог, на что всегда упирают богословы, предопределило появление морали вместе с человеком. Здесь очень уместно вспомнить замечательную по глубине мысль Ленина, высказанную им в письме к Горькому: «В действительности «зоологический индивидуализм» обуздала не идея бога, обуздало его и первобытное стадо и первобытная коммуна»[23].
В справедливости ленинской мысли убеждает нас анализ самих десяти заповедей Моисея. Ведь ясно же, что, например, заповедь «не убий» вошла в Библию из повседневной жизни людей той эпохи. Она отражала их племенную разобщенность, заставлявшую их сплачиваться перед внешним врагом. Вот почему эта заповедь имеет в виду борьбу с убийством соплеменников и, наоборот, поощряет кровопролитие по отношению ко всем инородцам и инаковерующим. Больше того, в следующей же главе, после изложения заповедей, в Библии оправдывается имевшая большое распространение в то время кровная месть: «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» («Исход», 21, 23–24). То же самое можно сказать и о других заповедях.
Кто же прав?
Теперь осталось подвести итоги. Начнем хотя бы с того, что знания людей о своем прошлом не пришли сами собой, а были завоеваны ценой огромного труда, мучительных раздумий и даже жертв многих ученых на протяжении веков. Эти знания в отличие от противоречивых и совершенно несовместимых одно с другим религиозных представлении разных народов одинаковы для всех людей планеты.