Она полагала, что оба наших мальчика умрут в одиночестве и у нее не будет внуков, но была счастлива, что ей доказали, что это не так.
Анника также, по-видимому, та девушка, которая стреляла в моего сына.
Та, которая ударила его в спину, когда это было важнее всего.
Я подхожу к ней мощными шагами. Она не чувствует меня, кажется, слишком сосредоточена на другом, чтобы замечать свое окружение.
Когда я останавливаюсь позади нее, я слышу, что она шепчет ломким голосом.
— Мне жаль... так жаль... Пожалуйста, очнись... Если ты это сделаешь... если ты это сделаешь, я не буду возражать, если ты убьешь меня. Мне так жаль, Крей... так жаль.
— Это все, что ты можешь сказать после того, что ты сделала?
Она вздрагивает и медленно поворачивается ко мне лицом, ее глаза расширены, по щекам текут слезы, и я понимаю, кто она такая.
Анника Волкова — та недостающая часть, которая не дает Крейтону проснуться, и я сделаю все, чтобы вернуть своего сына.
Глава 31
Анника
Я не должна быть здесь.
Если папа узнает, что я пришла в больницу, а я уверена, что он узнает, учитывая тысячу и одного охранника, которого он привел с собой — включая Колю — мне конец.
Но мне удалось незаметно улизнуть, пока все были заняты.
Я должна был увидеть Крейтона в последний раз, прежде чем меня утащат обратно в США. Я должна была услышать, как пищат аппараты, сигнализируя, что он жив.
Но он не очнулся.
Из той небольшой информации, которую мне передала Реми, чем сложнее становится его состояние, тем дольше он будет находиться в коме.
Реми — единственный, кто разговаривает со мной, тайно, монотонно, ровно.
Как и все остальные, он ненавидит меня за то, что я довел его друга и кузена до такого состояния, но он также сказал:
— Я понимаю, что ты сделал это, чтобы спасти своего брата, но ты мне все равно сейчас не нравишься.
Это нормально.
Пока я ищу информацию о Крейтоне, мне все равно, если меня будут недолюбливать, ненавидеть или откровенно мучить за то, что я сделала.
И я думаю, что именно это и произойдет, когда я буду смотреть в бездушные серые глаза Эйдена Кинга. Они так похожи на глаза Илая, как своей ужасающей гранью, так и цветом, что это просто ужасает.
На самом деле, нет. Глаза Илая, наверное, более спокойные.
В конце концов, Эйден — отец, и он, похоже, видел мир этими безжалостными глазами.
— Я задал вам вопрос, мисс Волкова. Считаете ли вы, что извиняться — это то, что вы должны делать после того, как застрелили моего сына?
Мой позвоночник резко выпрямляется, наполовину от шока, вызванного тем, что я слышу его безжалостный, глубокий голос, а наполовину из-за информации, которую он только что разгласил.
Он знает.
Я думала, Ава сказала, что они не собираются говорить родителям Крейтона правду. Или, может быть, они имели в виду его маму.
Не то чтобы я возражала. Если расплата за то, что я сделала, вернет Крейтона, я сдамся. Черт, я сделаю это, даже если он не очнется.
Я совершила ошибку, и я признаю ее.
Но моя семья, а именно папа и Джереми, никогда не позволят мне этого сделать.
— Я... — никаких других слов не выходит. Как будто мой язык связан.
— Вы что? — Эйден приближается ко мне, и хотя он не вторгается в мое личное пространство, мое сердце падает на землю под действием его запугивания.
Теперь я понимаю, как Илай и Крейтон стали теми, кто они есть. С таким отцом, как этот человек, это само собой разумеется.
Он выглядит элегантным, у него шикарный британский акцент, но в глубине души он жестокий и страшный. Немного похож на моего отца и всех остальных членов Братвы.
Только он не мафиози, что делает его личность еще более пугающей.
— У вас хватает наглости показываться здесь после того, что вы натворили?
Я качаю головой, пытаясь, но безуспешно, сохранить вертикальное положение.
— Он порезал моего брата, и я думала, что он собирается убить его, поэтому я... не могла... Я просто не могла смотреть и ничего не делать.
— Все, что я слышу, это оправдания. — Он смотрит на меня сверху вниз. — Вы могли сделать любое количество вещей вместо того, чтобы стрелять, например, физически остановить его или попросить Лэндона и Ремингтона, которые оба присутствовали, усмирить его, но вы выбрали лишить его жизни. Вы выбрали самый простой и кровавый вариант.
— Нет... — мои губы дрожат, а влага застилает глаза. — У меня не было времени. Джереми мог умереть.
— И что же такого важного в вашем брате? Неужели его жизнь имеет большую ценность, чем жизнь моего сына?