— Все еще больно, папа. — Я хватаю в кулак свою толстовку. — Прямо здесь, больно так сильно.
— Со временем будет болеть меньше.
— Ты даже не веришь в это.
— Должно быть. Тебе нужно забыть его, Анника. Если он жаждет мести, то он не остановится, пока не уничтожит тебя, даже если это будет означать уничтожение себя в процессе. Ты понимаешь?
Мои губы сжались, но я кивнула.
— Мне нужно, чтобы ты пообещала мне, что не будешь искать его. Взамен я позволю тебе учиться балету, дам тебе свободу, которой ты всегда жаждала, и я буду бороться со всем братством, чтобы тебя не отдали в брак по расчету.
Я не могу поверить своим ушам.
Именно этого я всегда хотела от своей семьи — свободы решать свою судьбу.
Я просто никогда не думала, что получу ее такой ценой.
— Обещай мне, Аннушка.
— Я обещаю. — Пробормотала я.
Глубоко внутри я молюсь.
Я обещаю, что все между мной и Крейтоном закончится, но только если он очнется.
Только если я буду уверена, что с ним все в порядке.
После этого мне плевать на свою жизнь.
— Хорошо. — Папа кивает. — А теперь пойдем домой. Твоя мама беспокоится о тебя.
Я беззвучно киваю. Больше не было произнесено ни слова, пока мы садились на борт частного самолета.
Это не из-за неловкости или чего-то еще. Папа по натуре не разговорчив, и он, вероятно, дает мне пространство, в котором, по его мнению, я нуждаюсь.
Они с Колей сидят напротив меня, обсуждая дела.
Слеза скатывается по моей щеке, когда я в последний раз смотрю на остров.
Я пробыла здесь всего несколько месяцев, но у меня были друзья, опыт, от которого захватывало дух, и мужчина, который подарил мне весь мир.
Как раз перед тем, как я все разрушила.
Может быть, лучше, чтобы я все-таки уехала.
Этот остров, возможно, заставил меня почувствовать себя живой впервые с момента моего рождения, но он также разорвал мое сердце в клочья.
Голоса папы и Коли звучат на заднем плане, пока я заставляю себя заснуть.
Как только мы приземляемся, я готова идти домой и плакать у мамы на груди.
Я готова позволить ей утешить меня, даже если я немного виню в этом ее и папу.
Я не виню папу за то, что он защищал ее, но, возможно, я виню их за то, что они родили меня, за то, что позволили мне оказаться в этом мире, где единственный человек, которого я хотела всем сердцем и душой, не может быть со мной.
И борется за свою жизнь из-за меня.
Как только мы оказываемся в машине, я проверяю свои сообщения и задыхаюсь от рыданий, когда читаю сообщение, полученное во время полета.
Ремингтон: Я подумал, что ты должна знать, что Крейтон очнулся. Он дезориентирован, но врачи сказали, что со временем ему станет лучше.
Глава 32
Крейтон
Прошло две недели с тех пор, как я очнулся .
Первая неделя была проведена в больнице и прошла в череде анализов, реабилитации и гребаного шума.
Она была наполнена жалостливыми взглядами друзей, с которыми я рос всю свою жизнь, и бессмысленным, ненужным сочувствием.
Это было нагромождение движений, слов и ощущений. Я почти ничего не помню, кроме маминых слез и врожденной потребности остановить их.
Она была одновременно счастлива и печальна, и я до сих пор не знаю, почему она была печальна. Было ли это из-за того, что мне было больно, или она увидела выражение моих глаз?
Заглянула ли она под поверхность и обнаружила фасад, который я использовал в качестве камуфляжа?
Я не успел задать этот вопрос после того, как меня выписали несколько дней назад.
Родители забрали меня с собой домой, и я не протестовал. По крайней мере, так я смогу избежать лиц, с которых капает жалость.
Я могу держаться подальше от их наполненных минами разговоров, которые всегда так или иначе возвращаются к тому, как меня подстрелили.
Или, скорее, к тому, кто в меня стрелял.
К ней.
Мой заклятый враг и мое проклятие.
Я успешно избегал этой темы, притворяясь усталым или сонным. Этой привилегии я скоро лишусь, поскольку моя рана заживает — швы почти все растворились в коже, оставив дыру в верхней части груди.
— Несколько сантиметров вправо, и пуля попала бы ему в сердце, — вот что я услышал от доктора, разговаривавшего с моим отцом.
А я остался здесь, задаваясь вопросом, почему она не попала.
Я хотел умереть.
Я должен был умереть, так почему же я до сих пор дышу?
Этот вопрос живет в моей голове с тех пор, как я проснулся, и я до сих пор не могу найти ответ.