Он и день, и ночь, и мне не вырваться из его орбиты.
— Крейтон... — стону я, упираясь рукой в его грудь. — Помедленнее...Я не могу этого вынести.
— Ты можешь. Ты всегда это делала.
— Это слишком.
— Знаешь, что слишком? Думать, что ты можешь выйти замуж за какого-то жалкого ублюдка после того, как я сказал, что претендую на тебя. После того, как я поставлю на тебе свою гребаную метку.
Он скользит рукой вверх, чтобы обхватить мою челюсть, откидывает ее назад, а затем кусает меня за горло. Сильно. Так сильно, что я задыхаюсь.
— Думать, что я когда-нибудь отпущу тебя.
— Но ты ненавидишь мою семью, — всхлипываю я слова, которые мучают меня, слова, из-за которых это удовольствие так испортилось.
— Я все еще могу трахнуть тебя, — его язык выныривает и слизывает мои слезы, шепча: — Запомни это, Анника. Не было ни одного дня, когда ты не была бы моей.
Затем он входит так глубоко, что ударяет по моему чувствительному месту снова и снова.
В тот момент, когда его зубы снова находят чувствительную плоть моего горла, мощный оргазм охватывает меня, и я издаю достаточно звуков, чтобы потревожить любое живое существо вокруг.
Крейтон не замедляется, не успокаивается и, конечно, не останавливается. Он продолжает и продолжает, как машина, нацеленная на разрушение. Он трахает и шлепает меня по заднице. Он дергает меня за волосы и кусает за шею, плечо, верхнюю часть моей кремовой груди, везде, куда может дотянуться.
К тому времени, когда он напрягается и изливается в меня, я кончаю.
Полностью и окончательно.
— Моя, — рычит он мне в губы, снова пожирая их, разрывая их зубами и трахая их языком.
Это собственнический поцелуй.
Декларация диких притязаний.
Я не могу сдержать свежие слезы, которые скатываются по моим щекам. Я ненавижу себя за то, что хочу мужчину, который видит во мне только форму мести.
Я ненавижу себя за то, что не пыталась убежать.
Но я убегу.
Рано или поздно я покончу с этими злополучными отношениями. На этот раз, без участия моей семьи.
Глава 35
Крейтон
Аника молчала с тех пор, как я принес ее в дом.
Она не издала ни звука, когда я поставил ее перед душевой, но закрыла дверь перед моим носом.
Шансы на то, что я сломаю дверь и прижму ее к полу, как дикий зверь, были близки к ста процентам, но я подавил это желание.
Во-первых, мне не нравился грустный выражение ее глаз.
Во-вторых, я выхожу из-под контроля.
Я чувствую это, чувствую запах в воздухе и ощущаю, как он бьется о мою грудную клетку. Когда я впервые придумал этот план, я думал о том, чтобы овладеть ею, заставить заплатить. Отомстить, оставив ее себе.
И хотя этот план все еще в силе, кое-что изменилось.
Я не рассчитывал увидеть ее снова. Действительно увидеть ее.
В ее фиолетовом платье, изящных туфельках, и выглядящей как солнце и единороги. Я был ослеплен ее фиалковыми духами. Всегда фиалки.
Фиалки. Фиалки. И еще больше чертовых фиалок.
Они просачиваются под мою кожу, разрывая сухожилия и оседая внутри моего мозга.
Я не рассчитывал услышать ее мягкий голос, стон, умоляющий меня замедлиться.
Притормозить.
Отпустить ее.
Этого, блядь, не случится.
Я раздеваюсь и иду в душ внизу, позволяя ледяной холодной воде омыть меня.
Каждый уголок моего тела вибрирует от ощущения ее мягкой кожи, от звука ее хныканья, которое с таким же успехом могло бы петь колыбельные моему зверю.
И фиалки.
Чертовы фиалки пронизывают воздух, смешиваясь с запахом моря.
Я представлял ее обнаженной и иногда привязанной к моей кровати с тех пор, как очнулся в больнице.
Одна фантазия превратилась в сотню, потом в тысячу, накладываясь друг на друга и выходя из-под контроля, пока я не сошел с ума.
Возможно, поэтому я действовал в чисто пещерной манере, когда трахал ее так безжалостно.
Но это она не заткнулась и продолжала говорить об уходе, и развлекалась мыслями о другом мужчине.
Другом. Блядь. Мужчине.
Я бью кулаком по стене, холодная вода ничего не делает, чтобы рассеять мое пылающее либидо или кипящий гнев.
После еще нескольких тщетных попыток успокоиться, я выхожу из душа, надеваю шорты и бегу наверх.
Я поворачиваю ручку в спальне, но обнаруживаю, что она заперта.
Мой кулак сжимается вокруг проклятого предмета, но я заставляю себя звучать нейтрально.
— Открой дверь,
Ничего.
Я стучу по деревянной поверхности.
— Я знаю, что ты меня слышишь, Анника. Открой.