Я стою у подножия кровати и тереблю игрушку, затем включаю ее.
— Он тот самый ублюдок, которому ты всегда улыбалась и называла святыней?
— Что? Нет... — ее слова заканчиваются стоном, когда я ввожу игрушку глубоко в ее киску и нажимаю вибратором на ее клитор.
Пояс ее халата расстегивается под моими руками. Она выгибается дугой, и веревки тянут ее обратно вниз. Из-под ткани выглядывает розовая грудь , сосок морщится и напрягается в ожидании внимания.
Но этого зрелища недостаточно.
Ничего не достаточно, когда дело касается этой девушки.
Меня мучает потребность поставить свое клеймо на ее коже и под ней, чтобы она не могла дышать, не чувствуя меня.
Чтобы она не могла дышать без меня.
Невозможно существовать, если меня нет рядом.
Я хочу, чтобы она почувствовала ту гребаную боль, которую почувствовал я, когда проснулся и узнал, что она ушла.
Я извлекаю пробку, и ее глаза расширяются, пока она борется с веревками.
Мои движения методичны, пока я смазываю ее соками, вытекающими из ее киски.
Все мои силы уходят на то, чтобы не заменить игрушку своим ноющим членом. Но это произойдет.
Со временем.
— Держу пари, твоя попка соскучилась по шлепкам, little purple.
Стон — это все, что я получаю в ответ, когда погружаю пробку в ее заднее отверстие.
Звук переходит в хныканье, когда я толкаю его внутрь, все дальше и дальше, просто чтобы поиздеваться над ней.
Когда она задыхается, ее кожа становится розовой, готовясь к оргазму, я отпускаю игрушку.
— Не кончай.
Я скрепляю свой приказ шлепком по заднице и иду к шкафу.
Анника извивается, пытаясь и не пытаясь создать большее трение из-за своего положения, но ее взгляд следует за мной.
Мои пальцы раздвигаются вокруг кожаного ремня, и я медленно покачиваю его в кулаке, пока иду обратно к кровати. Борьба Анники прекращается, ее губы расходятся в стороны, а кожа покрывается красным румянцем.
— Ты думаешь, что сможешь так легко жить дальше? Думаешь, я тебе позволю? — я обнажаю ее пышные сиськи и опускаю ремень на твердые кончики.
Она бьется в конвульсиях, выгибаясь дугой, пока ее не удерживают веревки.
— Кр..., — ее выразительные глаза встречаются с моими, умоляя, прося, умоляя, — Не надо... Крей...
— Не называй меня так.
Две плети подряд обрушиваются на ее грудь и киску, заставляя ее вскрикнуть и застонать.
— Ты потеряла право называть меня так.
Слезы текут по ее щекам, даже когда ее отверстия открываются и закрываются, растягиваются и умоляют игрушки. Я увеличиваю интенсивность, наслаждаясь видом ее соков на матрасе. Я собираюсь заставить ее обливать простыни снова и снова, пока она не кончит.
Я бью ее в ритм с вибратором, и она вскрикивает, когда оргазм вырывается из нее.
— Ты не заслужила этого, но я буду мучить тебя этим.
Я бью ее по киске и увеличиваю скорость вибратора. Каждый раз, когда из нее вырывается оргазм, она разражается рыданиями, извивается и заставляет путы плотнее прилегать к ее фарфоровой коже.
Коже, на которой остались мои следы, все красные, злые и мои.
Ее лицо раскраснелось, залито слезами, пот катится по шее и покрывает ее тело.
С каждым оргазмом она становится все более вялой, вся накачанная до предела от избытка возбуждения. Каждый раз, когда я думаю, что она больше не может кончить, она кончает, с низким стоном и подергиванием бедер.
Но ни разу она не умоляет меня остановиться. Она принимает это, каждую развратную часть этого. Ее глаза даже блестят от желания, когда я бью ее кнутом и заставляю испытывать оргазм.
Эта девушка создана для меня. Ее покорность — это все, чего я когда-либо жаждал. Все, чего я хотел.
Но что-то в ее глазах беспокоит меня. Они вернулись к тому печальному состоянию, абсолютно тусклому и безжизненному.
Я расстегиваю ее путы, и она вздрагивает каждый раз, когда моя кожа соприкасается с ее. Учитывая количество оргазмов, которые я из нее вытянул, любое прикосновение должно быть подобно молнии.
Анника опускается на кровать, ее губы раздвинуты и сухи. Она определенно обезвожена. Это причина ее безжизненности?
Я выключаю игрушки и убираю их от нее.
Она хнычет, но не пытается пошевелиться, утопая в луже собственного возбуждения.
Я планировал закончить это тем, что заставить ее признать свою неправоту и сказать, что на этот раз она выберет меня, но что-то подсказывает мне, что это не тот случай.
— Ты закончил? — шепчет она хриплым, грубым голосом.