Крейтон: Почему ты спрашиваешь?
Анника: Я не хочу конкурировать с девушками, которые уже увлечены твоими штучками.
Крейтон: Штучками?
Анника: Ты знаешь. В любом случае, они должны уйти.
Крейтон: Ты займешь их место в качестве моей игрушки?
Анника: А разве я уже не заняла?
Крейтон: То, что произошло сегодня, было просто демонстрацией, маленький укус того, на что я способен. Это далеко не все мои «необычные вкусы». Ты думаешь, что сможешь справиться со мной? Подумай еще раз.
Ну, черт.
Если это был только маленький укус, то что еще он планирует со мной сделать?
Наверное, именно в этот момент мне следует отступить и прервать все те извращенные чувства, которые я испытываю к этому садисту.
Но есть одна маленькая проблема.
Неважно, насколько это больно, неважно, насколько больно будет сидеть вообще, есть кое-что еще. Я никогда не чувствовала себя такой сильной и свободной, как в тот момент, когда он держал меня и «наказывал».
Когда он бросал меня на эти полки и доминировал надо мной, я даже не думала бороться или вырваться из его жестокой хватки.
По какой-то причине это казалось... правильным.
И моя токсичная черта — это любопытство, потому что я печатаю.
Анника: Я никогда не узнаю, пока не попробую. И не будь лицемером. Ты не можешь говорить мне не принимать Брэна за фальшивого парня, а потом идти и заводить других девушек. Если ты собираешься выпустить своего внутреннего садиста, выпусти его на меня.
Его следующий текст крадет мой воздух и заставляет меня задыхаться.
Крейтон: Ты снова облажалась. Я дал тебе возможность попытаться сбежать, но ты отказалась ею воспользоваться. Не вини меня за то, что произойдет дальше. Теперь ты моя, чтобы наказывать и наказывать, little purple.
Глава 10
Крейтон
Красная рука схватила мои маленькие пальцы, и я полетел в лужу крови.
Мое зрение краснеет, затем постепенно чернеет, пока мои конечности впитывают горячую багровую жидкость.
Низкий, преследующий стон боли проникает в мои уши и ударяется о мои кости.
Я застыл, связанный, беспомощный и запутавшийся в паутине.
Ее паутины. Паук.
Мягкие руки хватают мое лицо, но это лишь размытая тень из-за всего красного.
Она сжимает мои пальцы с грубой силой, и я кричу, но единственным звуком, который эхом отдается в воздухе, является неразборчивое мычание.
— Шшш, Крей. Скоро все закончится.
Я рывком просыпаюсь, сердце бьется в ушах.
Мои руки все еще метафорически связаны, и я не могу пошевелиться.
На мгновение мне кажется, что я снова в той темной комнате, капает кровь, а надо мной навис огромный черный паук, словно надвигающийся Мрачный Жнец.
Я отдергиваю руку, но обнаруживаю, что она сжата в кулак и кто-то схватил ее.
Мой брат.
Илай стоит рядом с моей кроватью и выглядит как всегда царственно в своих повседневных черных брюках и белой рубашке на пуговицах. Его волосы уложены, манера поведения резкая, а на лице застыла вечная скука.
Мягкий свет освещает комнату и бросает мрачный отпечаток на его угловатые черты.
Он на пять лет старше меня. В двадцать пять лет он самый старший из всех нас. Первый ребенок от богоподобных родителей и первый внук от еще более богоподобных бабушки и дедушки.
Дедушка Джонатан — со стороны отца — постоянно враждует с дедушкой Итаном и дедушкой Агнусом — со стороны мамы — по поводу того, чьим состоянием будет управлять Илай, когда закончит докторскую диссертацию.
Илай медленно разжимает кулак, которым я едва не ударил его, небрежно опускает его и садится рядом со мной. И точно так же его истинная сущность рассеивается яркой улыбкой.
Подняв телефон к лицу, он включает звук.
— Извини за это, мама. Думаю, проблема с Wi-Fi. Реми, наверное, скачивает свою порнушку.
С экрана я вижу, как мама прижимает руку к груди.
— Прекрати, Илай. Ты такой плохой.
Он подмигивает.
— Самый лучший тип плохого, который ты когда-либо встретишь. Кроме того, посмотри, кто у меня здесь. Редкое зрелище — твой малыш.
Сначала женский вздох доносится до меня, прежде чем Илай наклоняет телефон так, чтобы он был обращен к нам обоим.
Эльза Стил Кинг — воплощение элегантной женщины. Губы цвета персика, блестящие светлые волосы собраны в аккуратный хвост, а лицо одновременно красивое и мудрое.
— Крей! — кричит она, прижимая руку к груди. — О боже, ты спал?