— Если ты не скажешь мне, что, по-твоему, я сделала не так, я не смогу это понять. Как бы мне ни хотелось читать мысли, у меня, к сожалению, нет такой суперспособности.
— Один.
— Да ладно. Ты сейчас просто злобный и несправедливый.
— Два.
— Крейтон! — гнев бурлит в моих венах, но я знаю, что если буду продолжать руководствоваться этой эмоцией, то только зарою себя в яму.
Особенно с учетом того, что он смотрит на меня так, словно находится на точке взрыва.
Поэтому я сглаживаю свой тон, делаю шаг ближе к нему, мой голос смягчается.
— Ты можешь, пожалуйста, сказать мне, что происходит?
— Держись подальше от Илая.
Мои брови сгибаются.
— Разве он не твой брат?
— Это не значит, что ты можешь быть с ним близка.
— Почему нет?
— Перестань задавать вопросы и делай, что тебе говорят.
Это один из тех случаев, когда я обычно выстреливаю едва продуманным ответом и навлекаю на себя неприятности. Но я заставляю себя сохранять спокойствие. За несколько недель, проведенных в компании Крейтона, я поняла, что он не испытывает человеческих эмоций, как все мы.
Он не бездушен, как, скажем, Киллиан, Николай или даже Джереми. Дело не в том, что ему все равно. Он просто выбирает не делать этого. Это сознательное решение, которое он принял давным-давно.
Это значит, что у него есть чувства, недостатки и секреты, которые я пытаюсь разгадать.
И чтобы сделать это, я не могу руководствоваться эмоциями. Он не только плохо на них реагирует, но и чем больше я обостряю, тем глубже он уходит в свой садистский разум.
Поэтому единственный способ разрушить его крепкие стены — это с готовностью открыть свои собственные и показать ему уязвимую часть меня.
— Ты ведь знаешь, что я на твоей стороне?
Его хватка смягчается на моем запястье.
— Правда?
— Конечно. Я твой фанат номер один и в настоящее время саботирую всех остальных фанатов, а именно Гарри, чтобы они перестали жаждать тебя. Я подкуплю его роскошными средствами по уходу за кожей и дам тебе знать, как это работает.
Его губы подергиваются, и это самое близкое к улыбке, что он предлагает, поэтому я выхватываю ее, запираю в уголке своего сердца с его именем на нем, и прижимаюсь еще ближе.
— Дело в том, что, поскольку я на твоей стороне, мне нужно, чтобы ты доверял мне, верил в меня и рассказывал мне разные вещи. Я клянусь могилой Чайковского, что сохраню это в тайне.
— Это так?
— Абсолютно.
— Хорошо.
— Правда? Хорошо?
— Да. Взамен ты перестанешь вспоминать Чайковского.
Я делаю паузу.
— Но почему?
— Мне не нравится, когда ты восхищаешься другими мужчинами.
— Но он мертв. Он мертв уже больше века.
— Мне все равно.
Я не могу сдержать фырканье, которое вырывается у меня.
— Возможно, ты... ревнуешь к мертвому старику?
— Полагаю, это означает, что ты не заинтересована в этой торговле. — Он отпускает меня и идет садиться на близлежащий камень.
Я следую за ним и откидываю капюшон своей толстовки с волос, позволяя им развеваться на ветру. Несколько минут я наблюдаю за окружающей обстановкой в поисках жуткого животного. Когда я не вижу ничего подозрительного, я вытираю уродливую, грязную поверхность и устраиваюсь рядом с ним.
— Отлично, отлично. Больше никакого Чайковского.
Только не в моей голове.
Он бросает на меня одобрительный взгляд, а затем снова сосредотачивается на океане, оставаясь молчаливым, как ночь.
Но отсутствие слов никогда не подрывает его внушительного присутствия. Он склонен превращаться в смертоносное оружие, если захочет. Нет, это не выбор. В нем есть разрушительная энергия, которой нужен выход. Он подобен скале, на которой сидит, неподвижной и твердой. Но волны все еще бьются о его твердую поверхность, пытаясь все дальше и дальше, чтобы в конце концов достичь его ядра силой своего упорства.
Это я. Я — волны. Волны — это я.
Я ударяюсь плечом о его плечо.
— Вот где ты выполняешь свою часть сделки.
— Тебе нужно научиться терпению.
— Абсолютно, с тех пор как ты вытащил меня из клуба, как пещерный человек.
Его голова наклоняется в мою сторону.
— Пещерный человек, да?
— Алло? Ты видел выражение своего лица?
Его взгляд снова теряется в бурной воде.
— У меня всегда была необъяснимая потребность защитить тебя.
— Я могу стрелять из пистолета лучше, чем профессионал, ты знаешь. Папа тренировал меня с самого детства, после того, как один сумасшедший пытался меня похитить, так что я идеально стреляю и никогда не промахиваюсь. И Джереми часто говорит мне носить оружие. Смысл в том, что я могу защитить себя и надрать задницу. Ну, надрать задницу, но это уже семантика. Кроме того, в клубе я не была в опасной ситуации.