Он делает длинный рывок, обращаясь к себе с напористой грубостью, от которой у меня пересыхает во рту.
— Я собираюсь разорвать твою киску и овладеть тобой, Анника. Я пометил тебя так, что никто не осмелится приблизиться к тебе снова.
Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он вырывает секс-игрушку и одним движением входит в меня.
Его стон и мой вздох смешиваются и эхом отдаются в воздухе. Если я думала, что игрушка заполнила меня, то он разрывает меня на части.
Все мое тело содрогается, и я изо всех сил держусь за веревки.
Крейтон останавливается, и его океанские глаза превращаются из темных в недоуменные глаза похоти.
— Ты... девственница?
— Все в порядке, — выдыхаю я, впиваясь ногтями в веревку. — Все хорошо, если это ты.
— Черт, — ругается он низко, так тихо, что я едва его слышу.
Затем он тянется в сторону и достает нож. Пожалуйста, не говорите мне, что именно его он использовал, чтобы снять с меня трусики.
Искусными движениями он перерезает веревку на моих запястьях, притягивает меня к себе, затем тянется назад, чтобы развязать мои лодыжки.
При этом его член заполняет меня до краев, а рубцы на моих грудях пульсируют, вызывая одновременно удовольствие и боль.
Крейтон укладывает меня обратно на кровать, его руки лежат по обе стороны от моего лица. Его океанские глаза теряются в моих, темных и непреклонных, пока он медленно покачивает бедрами.
— Чертова девственница. Почему ты не сказала мне, что ты девственница, Анника?
— Я не думала, что это имеет значение, — говорю я между стонами, попадая в ритм его члена.
— Это имеет значение, если я планировал трахать тебя как животное.
Я протягиваю обе руки, не обращая внимания на красные следы на запястьях, и кладу ладони на его щеки.
— Мне нравится, когда ты животное.
— Блядь.
Он произносит это едва слышным голосом, прежде чем прижимается своими губами к моим и впивается в меня. Я могу сказать, что он подавляет свое истинное «я», пытаясь не причинить мне боль.
Но когда я впиваюсь ногтями в его спину и качаю бедрами, он увеличивает ритм, пока не разрушает меня изнутри.
Боль от рубцов усиливает трение, и он толкается назад, чтобы прошептать:
— Ты чувствуешь, как твоя киска душит мой член, требуя большего? Это моя киска, не так ли?
Я киваю, позволяя наслаждению охватить меня.
— Скажи это.
— Она твоя...
— Скажи мне трахать мою киску так, как я хочу.
— Трахай свою киску как хочешь и чем хочешь. — Я вздрагиваю.
— Трахни.— Толчок. — Твоя киска создана для меня. — Толчок. — Ты создана для меня.
Он выходит полностью, а затем снова входит. Мое зрение белеет, когда оргазм настигает меня с такой силой, о которой я не думала, что это возможно после предыдущего наслаждения.
На этот раз я зову его по имени, а он входит и входит, пока не доводит меня до края, в прямом и переносном смысле.
— Крейтон... Крей...
— Мне нравится, когда ты называешь мое имя своим эротичным голоском. — Он гладит мои губы, щеку, нос, нанося жесткие поцелуи повсюду. — Мне нравится твое лицо, когда тебя разрывает на части мой член. — Его ритм поднимается все выше и выше, пока изголовье не бьется о стену от силы его жестокого траха. — Но больше всего мне нравится, как ты берешь меня, как хорошая гребаная девочка.
Я не уверена, продолжение ли это первого оргазма или новый оргазм, но его слова в сочетании с его интенсивными прикосновениями заставляют меня кончить снова.
И еще раз.
Губы Крейтона встречаются с впадиной моего горла, прежде чем он сильно прикусывает, и с хрипом опустошается внутрь меня.
Наслаждение с болью.
Нет удовольствия без боли.
Чем сильнее боль, тем сильнее удовольствие.
Кажется, я начинаю понимать эту концепцию, когда падаю в его объятия с улыбкой на губах.
Я не уверена, сон ли это, но я чувствую, как он обнимает меня, прикасается к моему горлу, затем целует в щеку и шепчет:
— С днем рождения, little purple.
Глава 19
Крейтон
Во мне всегда процветал контроль.
Это не только безопасно, но и единственный способ самовыражения.
В результате я был слишком щепетилен в этом, слишком дисциплинирован, слишком осторожен, чтобы не допустить никаких щелей в своей броне.
Не было ни одного дня, когда бы я дал волю мелким, иррациональным эмоциям или хотя бы поразмышлял о них.
Не было дня, чтобы я подпустил кого-нибудь настолько близко, чтобы у него была возможность заглянуть внутрь меня.