— Потому что ты медлительный? — Илай наливает себе чашку кофе.
— Или просто ничего понимаешь? — Брэн прижимает свою чашку к чашке Илая.
— Слишком зациклен на своем члене, чтобы видеть ясно.
— У меня тоже не хватает внимания.
Реми переходит в драматический режим и начинает обзывать их. Брэндон и особенно Илай продолжают обострять.
В разгар их споров Крей снимает фартук, берет меня за руку и вытаскивает из кухни, а затем тащит вверх по лестнице.
Как только мы оказываемся в его спальне, он закрывает дверь.
На меня смотрят его потемневшие глаза, закрытые черты лица и пустое выражение. Все три выражения направлены на меня.
Его низкий голос бьет по моей коже сильнее, чем его посевы.
— Что ты делала там внизу в такой одежде?
— В какой?
— Как будто ты под ней голая.
— Я не могла найти свою одежду. Кроме того, эта штука очень большая.
Он ворчит.
— Ты мне нравишься в моей одежде, но ты больше никогда не будешь ходить в таком виде перед ними.
— Не будь диктатором. Кроме того, у меня была причина, по которой я хотела найти тебя.
— Какая?
— Тигр! Как ты мог не сказать мне, что забрал его? Ты же знаешь, как я люблю этого кота.
— Он должен был стать твоим вторым подарком на день рождения.
Я ухмыляюсь.
— Ты можешь быть таким милым, когда ты не ведешь себя, как придурок.
Он сужает глаза, и я пролепетала:
— Я имела в виду, спасибо.
— Встань на колени перед кроватью, грудью на матрас, ноги широко расставлены.
Знакомое покалывание пробегает по всему телу и заканчивается в сердцевине. Я прикусываю уголок губы.
— Можно мне немного передохнуть? Я рада этому, но у меня все болит.
— Я не буду тебя трахать. Не будь соплячкой и делай, что тебе говорят.
Каждый раз, когда он говорит мне не быть соплячкой, именно такой я и хочу быть. Но чтобы предотвратить любые нежелательные наказания, я встаю на колени перед кроватью и делаю то, что он сказал.
— Подними кофточку. Дай мне посмотреть на мою киску.
Мои пальцы дрожат, когда я скольжу по подолу толстовки к моей середине.
— Ммм. Хорошая девочка. — Он шлепает меня по заднице, что кажется наградой, и я дергаюсь, затем подавляю стон.
С моей задницей в воздухе, обе мои дырочки у него на виду, и я понятия не имею, почему это так возбуждает.
Звук открывающегося и закрывающегося ящика почти заглушает мои уши.
Я сглатываю.
— Эй... я не сделала ничего такого, за что меня можно было бы наказать. Я не думаю. Мы можем поговорить об этом?
— Заткнись или я найду тебе повод для наказания.
Мои губы сжимаются, когда я чувствую его позади себя. Он подносит что-то фиолетовое к моим губам.
— Соси.
Игрушка, понимаю я. Нет, пробка.
Мои глаза расширяются, и я качаю головой.
— Ты знаешь, что это такое?
— Да. И мы не будем заниматься аналом.
— Пока нет, но со временем я завладею твоей попкой, как завладел твоей киской. Попомни мои слова, ты будешь доить мой член и умолять меня украсить твою кожу моей спермой. А теперь открывай.
Мое ядро пульсирует, когда не должно.
— Фиолетовый — это не пурпурный, знаешь ли. Ты должен был хотя бы выбрать эстетичный цвет...
Мои слова прерываются, когда он засовывает пробку мне в рот, скользит ею по моему языку, как будто это его член, а затем выкручивает ее.
Я задыхаюсь, когда он встает на колени позади меня и берет мою ягодицу в ладонь.
— Расслабься.
— Легче сказать, чем сделать, — бормочу я, но изо всех сил стараюсь не напрягаться.
— Ты доверяешь мне?
— Не всегда.
Темная усмешка окружает меня, как испорченная симфония.
— Умная маленькая соплячка. — Он выливает что-то холодное на мою спину — вероятно, смазку — и вставляет пробку в мое заднюю дырочку.
Я напрягаюсь, сколько бы ни убеждала себя не делать этого.
— Не надо. — Он шлепает меня по заднице, и я вскрикиваю. — Чем больше ты будешь сопротивляться, тем труднее будет.
Его пальцы гладят мой клитор тем искусным способом, на который способен только он. Я пыталась подражать ему, когда была одна, но я ни за что не смогла бы прикасаться к себе так, как Крейтон.
Мои мышцы расслабляются, и стон срывается с моих губ. Моя киска, очевидно, еще не поняла, что мне больно.
Крейтон использует эту возможность, чтобы постепенно вводить пробку. Мое сердце колотится, когда я заполняюсь до краев.
Но я сосредотачиваюсь на всплесках удовольствия, вспыхивающих в моей сердцевине. К тому времени, когда он вводит пробку до конца, я уже кончаю.