Моя грудь раздувается от переполняющих эмоций, которые я только что распаковала одним махом. Этого давно следовало ожидать, учитывая его удушающую чрезмерную заботу. Клевета на Крейтона — это соломинка, сломавшая всю доску.
По крайней мере, Крей доверил мне взять ситуацию в свои руки. Того же нельзя сказать о Джереми. Я сомневаюсь, что он доверил бы мне даже дышать самостоятельно.
Его брови вскидываются в откровенном замешательстве, но его голос смягчается.
— Дело не в том, что я не доверяю тебе, а в том, что я не доверяю твоей доверчивой натуре, Аннушка. Эта черта привлекает всевозможных хищников и приглашает их причинить тебе боль. Вся семья Кингов жестока и кровожадна. Если бы они использовали тебя как пешку, ты бы не смогла выжить.
— Я прекрасно выживаю с ними, Джер. Черт, они мне нравятся больше, чем твои собственные чокнутые друзья.
— Они все еще будут тебе нравиться, если причинят тебе боль?
— Видишь ли, в этом твоя проблема. Ты считаешь, что либо все хотят причинить мне боль, либо я слишком непостоянна, чтобы справиться с собой. Мне восемнадцать лет, знаешь ли, и да, возможно, раньше я была немного незрелой, но теперь это не так. Я понимаю, что есть целый мир за пределами маленькой милой клетки, которую вы с папой построили для меня, и мне нужен этот мир, Джер. Я хочу жить, совершать ошибки и исправлять их самостоятельно. Я хочу быть живой.
Рука Джереми сжимается на боку, но он медленно расслабляет ее.
— И все это должно произойти с Крейтоном?
— Да. — Я прикусила уголок нижней губы. — Я люблю его.
— Ты не можешь быть уверена в этом на таком раннем этапе отношений.
— Если я не с ним, я думаю о нем. Черт, я даже сейчас думаю о нем. Он заставляет меня чувствовать себя счастливой и ценной. Когда я с ним, я просто Анника, а не мисс Волкова, которую сковывает моя фамилия и происхождение. Он — то место, куда я иду, когда хочу чувствовать себя в безопасности, так что да, я люблю его, и я чертовски уверена в этом.
Джереми напрягается, и я думаю, что он пойдет по своему диктаторскому пути, но потом он вздыхает.
— Почему это должен был быть Крейтон?
— Почему это не может быть Крейтон?
— Если ему придется выбирать, он пойдет со своей семьей.
— Вот тут ты ошибаешься. — Я улыбаюсь. — Крей всегда будет выбирать меня. Так же, как и я всегда буду выбирать его.
— Ты никогда не знаешь, Аннушка. Все эти радужные чувства, которые ты испытываешь к нему, могут легко превратиться в черные.
— Нет, не превратятся.
— Ты готова это доказать?
Я еще больше поднимаю подбородок.
— Что ты задумал?
— Утром мы вернемся домой, и ты расскажешь папе обо всех этих эмоциях. Если он наведет справки о Крейтоне и в итоге примет его, я отступлю.
Я сглотнула.
Говорить с Джереми — это одно, а с папой — совсем другое.
— Что? — он ухмыляется, точно зная, какую ниточку он задел. — Передумала?
— Конечно, нет. Ты сдержишь свое слово. Если папа согласится, ты не будешь вмешиваться.
— Крест на сердце. — Он продолжает ухмыляться.
Потому что он прекрасно знает, что одобрение папы так же невозможно, как и единорог.
Но у меня есть секретное оружие. Мама.
Похоже, мне придется вести совсем другую битву, возвращаясь туда, где мне так не нравится. Туда, где я была всего лишь защищенной принцессой.
Домой.
У нас с домом странные отношения.
Я дорожу всеми воспоминаниями, которые у меня остались с мамой, папой и Джереми, когда я росла. Но я не люблю его за то, какой беспомощной и подавленной я себя чувствовала.
Однако, как только мы въезжаем на огромную территорию, на которой мама каким-то образом превратила готический особняк в уютный дом, единственное, что меня поражает, — это те драгоценные воспоминания.
Например, когда папа учил меня кататься на велосипеде. В итоге я упала и ударила колено, Джереми дунул на него, а мама промыла рану, пока я плакала. Потом я снова встала и побежала, как ни в чем не бывало.
Или когда папа дал мне покататься на своих плечах, а я не переставала хвататься за его лицо и загораживать ему обзор.
Или когда мама удивила папу вечеринкой по случаю дня рождения, которую он люто ненавидел, потому что она пригласила всех охранников.