«Бежите, капитан Алери? — раздался в голове Рыцаря холодный голос Франца. — Не слепому подчинению советам учил я вас с рождения».
Но у Персиваля не было времени остановиться и подумать, а его сознание предательски отказывалось быстро анализировать факты. Одно ему было ясно — его разум ослеплён и может наделать глупостей, и это приводило его в ужас.
Персиваль резко развернулся и побежал в сторону леса, но мир снова распался на тысячи многоугольников, исказился перед его глазами — и снова он оказался лицом к лицу с Францем; тот был уже слишком близко. Сердце колотилось, в ушах отчётливо чувствовался пульс, а ясность сознания всё никак не объявлялась — чувствуя, как отчаяние всё сильнее захватывает разум, Персиваль снова побежал.
«Что со мной происходит?!»
Серанэт приложил последнее отчаянное усилие, и доска отошла от пола. Из открывшейся ниши дрожащей рукой Бог Верности извлёк оружие: блестящее когтеобразное лезвие на метровой рукояти. Суетливо закинув в него источники питания, Серанэт метнулся к двери.
Он выскочил на улицу, держа оружие перед собой, лезвие направив в пустоту. Ступил на траву, голова закружилась, и он увидел, как Франц стоит посреди поляны, сложив ладони на трости, а Персиваль со всех сил бежит к нему, по-армейски отталкиваясь ногами от земли.
— Агмаил! — прокричал Серанэт великое имя в широкое пространство, и голос его эхом отразился от геоморфоза. — Останови это безумие!
«Безумие ещё впереди, друг мой, — голос Франца проявился в сознании Серанэта, покалывая в затылке ощущением присутствия, вместе с тем, как кристальный взгляд пронзил Бога Верности сквозь разделявшее их пространство. — С тобой мы поговорим позже».
Серанэт поднял своё оружие, направив лезвие на Франца, и нажал кнопку: с треском из металла когтя вырвалась молния, устремившись вперёд. Франц не двинул и пальцем — но пространство между ним и Серанэтом исказилось, и в облаке пара из ниоткуда появился металлический диск; ударившись об него, молния исчезла, оставив после себя резкий запах озона.
Ещё одна молния, на этот раз тёмно-фиолетовая, вырвалась из когтя-лезвия, и, ветвясь, сжигала травинки под собой на поляне. Франц, наконец, посмотрел на Бога Верности — фиолетовые кристаллы глаз сверкнули молчаливым упрёком, и Серанэту показалось, что его сердце сжали металлической клеткой. Снова марево полупрозрачного пара, и тёмная молния растворилась в нём, не оставив и следа.
Серанэт рвано вздохнул.
— Персиваль, назад! Контролируй себя! — прокричал он в отчаянии.
«Если бы он тебя слышал, он бы видел и меня», — пронзил разум Серанэта всё тот же голос.
Серанэт кинулся вперёд, протянув руку к Персивалю, но стоило ему сделать шаг, как пространство между ним и Францем словно начало растягиваться. Он бежал со всех ног, но с каждым мгновением Франц и Персиваль удалялись от него всё сильней; присутствие жгло затылок, голова кружилась, и Серанэт чувствовал, что скоро сознание покинет его — и в последний миг перед тем, как упасть на землю без чувств, Бог Верности увидел, как недвижимое тело Персиваля мягко поднялось в воздух и поплыло вслед уходящему Францу.
Где-то шумела вода.
Звук был ненавязчиво мягким, и Персивалю казалось, что время от времени он чувствует холодные капли на своей коже.
Вода шумела совсем близко, обдавая своим влажным ароматом, будто Персиваль просто закрыл глаза рядом с фонтаном.
Воспоминания постепенно возвращались, и Персиваль вспомнил всё — от сомнений до неразумного отчаяния.
Но мягко текущая вода смывала все тревоги.
Персиваль снова открыл глаза.
Он лежал на небольшом прямоугольном диване у стены сияющей белизной комнаты строгих гладких очертаний. Небольшие узкие водопады стекали по её углам, у стены стоял длинный стол, над которым слабо сиял графиками и шкалами широкий экран. Окна в комнате отсутствовали, и свет давали длинные белые лампы, скрытые за потоками воды — но одна стена была частично стеклянной. С дивана не было видно ничего за этим стеклом, кроме такой же белой, как здесь, поверхности, уходящей из поля зрения, поэтому Персиваль лёгким движением скинул ноги на пол и встал.
Место было ему незнакомо — но он не чувствовал тревоги. Мягкий неосязаемый воздух, не тёплый и не холодный, тихий шум воды и приятный белый свет — это всё было похоже на Кубус, но с каким-то оттенком неясного умиротворения, которое словно пронизывало даже каждую линию на белых стенах, испещрённых прямоугольным орнаментом. Персиваль подошёл к двери в стеклянной стене — бесшумно она отошла в сторону, открыв ему путь.
Рыцарь шагнул за дверь. Слева от него раскинулся просторный округлый зал: дальняя стена его была целиком из стекла, и яркие лучи дневного солнца освещали широкое пространство. Зал был почти пуст: лишь большой экран на левой стене, письменный стол перед ним и небольшой бассейн в полу справа — и больше ничего. Пол в зале не доходил до окна и обрывался, и обрыв неизвестной глубины был огорожен невысоким полупрозрачным забором; через него до самого окна вёл широкий мост, а на его конце…
Персиваль медленно, шаг за шагом приближался к фигуре, стоящей спиной к нему на конце моста. Отливающие серебром волосы стянуты в хвост, лёгкая белая мантия, стягивающая талию серым поясом, в правой руке — трость, изящные туфли с квадратными носками. Персиваль признал этого человека сразу же, стоило ему лишь увидеть, но…
— Подойди ближе, Персиваль, — прозвучал на фоне глухого шума воды знакомый голос Франца.
Персиваль так же медленно ступил на мост. Слева и справа в углублениях у окна прятались мягко сияющий фонтан и рояль — небольшой, чёрного цвета. Персиваль подошёл к окну и встал рядом с человеком, чьи фиолетовые глаза неотрывно смотрели на раскинувшийся за широким стеклом далеко внизу город Кубуса. Под шум воды они стояли молча, не считая минуты и думая каждый о своём — пока человек с тростью не сказал тихо:
— Посмотри на это, друг мой. Перед тобой прекрасный мир, который я создал в надежде, что здесь люди будут счастливы. Мир, где люди добры друг с другом и вдумчивы в поступках, где нет нужды в необходимом и есть общая цель. Мир, где нет места зависти, сеявшей раздор на Земле. Скажи мне, Персиваль… Был ли ты счастлив, находясь в этом мире?
Персиваль задумался на пару секунд.
— Думаю, да. Большую часть своей жизни, — ответил он.
Персиваль посмотрел на человека рядом с собой — внешность, манера держаться были ему до боли знакомы, но сейчас читалось в нём что-то волевое, что-то непоколебимо твёрдое; и только сейчас ему удалось разглядеть этого человека в деталях. С удивлением Персиваль обнаружил тонкие морщины в уголках его глаз, заметил его дыхание, разглядел каждый волос, аккуратно лежащий рядом с другими. Эти странные глаза удивительно гармонично сочетались с его лицом, они были ему гораздо роднее предыдущих — Персиваль не помнил, каких.
— Вы правда Агмаил? — спросил он тихо, но его голос был ясно различим среди тихого шума воды. Человек с тростью кивнул. — Где мы?
— Мы у меня дома, — ответил Бог Разума. — Даже у меня есть место, где я живу.
— Красиво, — сказал Персиваль, бросив взгляд на фонтан.
— Благодарю тебя, — Агмаил кивнул. — Я сбился со счёту, сколько раз я перестраивал это место. Видишь ли — за три тысячи лет даже самая приятная обитель со временем надоедает.
Персиваль промолчал, согласившись. Вода тихо шумела где-то слева, наполняя воздух прохладным влажным ароматом. Персиваль прикоснулся пальцами к стеклу — тёплому и гладкому.
— Почему я здесь? — спросил он. — Вам что-то от меня нужно?
— Нет, друг мой, — сказал Агмаил тихо. — Просто я знаю — у вас много ко мне вопросов. Особенно после того, что сказал вам Серанэт — а он многое сказал, я уверен.
— Тогда могу я узнать правду? Что же всё-таки происходит в этом мире? Двух мирах?
Глаза Агмаила оторвались от сияющего в лучах солнца города за окном и взглянули на Персиваля. Пусть Рыцарь и считал себя высоким, казалось, что Агмаил посмотрел на него, как на равного.