Взять хотя бы воздух. Ибн-Арабшах его не называет, а употребляет многочисленные названия, применяемые для обозначения движения воздушных масс,— просто ветер, утренний зефир, ветерок, разносящий весенние ароматы, ураган, вихрь, смерч, самум, суховей. И если одни ветры весной одевают деревья цветами, радуют глаз, ублажают тело, исцеляют недуги, то другие срывают листья и сбрасывают недозрелые плоды, а то и вырывают деревья с корнями, несут пыль и песок, здорового делают больным [314].
Взаимно противоположными свойствами обладает вторая стихия — огонь. Он сжигает то, к чему приближается, уносит то, до чего дотянется, иссушает, губит прекрасное, пожирает с жадностью все, что ему попадается, все чернит своим дымом, тела заставляет страдать, обжигая их, уничтожает памятники и разрушает строения. Но он же и доводит пищу до готовности, делает ее годной к употреблению, дает свет, согревает продрогшего, выводит на верный путь того, кто заблудился в пустыне или в горах[315].
Вода утоляет жажду, способствует росту, охлаждает грудь, взращивает посеянное, несет корабли со странниками и грузами. И сказал Всевышний, что всякая вещь живая — из воды. Но если разбушевалась вода, то она топит корабли и уносит пешего и конного, вырывает деревья и разбивает камни, уничтожает посевы и плодоносные растения, перекрывает проходы и размывает дороги. «Да упасет нас Всевышний от ночного селя»[316],— заканчивает Ибн Арабшах этот период.
Польза и вред слились и в последней стихии — земле. Она рождает виноград и кислый и сладкий, финики разных сортов и качества, из нее — цветы и чертополох, она дает и дрова на растопку, и пропитание людям. Но если поднялась пыльная буря, она ослепляет людей. Одним словом, «в ней сладость и горечь, сорные травы и пшеница, нежное и грубое, хорошее и плохое. Она — и постель для спящего, и смертное ложе».
«Эта польза и этот вред [одновременно] содержатся в четырех стихиях (анасир)», а они, и это нужно выделить особо,— «основа всего сущего (асль аль-ка’инат)». «А если дело обстоит таким образом, то этот величайший владыка (Орел, о котором речь в цитируемой главе.— А. И.) и все дети сынов Адамовых одновременно содержат в себе (мураккабун мин) спокойствие и гнев, кротость и резкость, величие и низость, стяжание и даяние, принуждение и угождение, ловкость и насилие, грубость и мягкость, движение и покой, жадность и щедрость, активность и расслабленность, верность и отчужденность, замутненность и чистоту»[317].
Нужно отметить, что эта, «стихийная» (от выражения устукусат, аркан, анасир, т. е. стихии, или первоэлементы) трактовка происхождения и различия нравов не нова. Просто Ибн Арабшах — известный нам автор княжьего зерцала, который изложил ее достаточно подробно. Сама же идея, значительно более лапидарно изложенная, встречается еще у Ахмада Ибн ад-Дая в его «Греческих заветах» (IX в.). Он писал, что «пастырь человеческого царства», т. е. властелин, содержит в себе «взаимно враждебные первоначала (аркан) и различающиеся между собой силы, причем каждая составляющая перетягивает его к себе»[318]. Именно этим Ибн ад-Дая объяснял необходимость поста министра, который уравновешивал бы верховного правителя: коль скоро тот мягок, везир должен быть тверд, если тот подвержен страстям, то' министр обязан руководствоваться разумом, и т. п. Идея воспроизводится спустя полтысячелетия у Ибн аль-Хатиба (XIV в.), что свидетельствует о ее популярности[319]. Кстати, и цитировавшийся выше Ибн Арабшах — достаточно поздний автор (XV в.).
По-видимому, одним из вариантов концепции «стихий» было противопоставление духа и души. Душа трактовалась как огнеподобная, ведущая свое происхождение от огня, а дух — от воды. Соответственно душа изображалась в этом случае как источник пороков, а дух — как источник добродетелей. Однако излагающий эти представления Ибн Арабшах называет их «словами неясными»[320] и от нее отмежевывается.
Большой интерес представляет достаточно влиятельная среди авторов зерцал идея зависимости нравов людей от меняющихся условий и обстоятельств жизни. Она не всегда ясно выражена, но проявляется уже в распространенных сетованиях на то, что нравы людей ухудшились, ибо изменилось время (заман) или даже темперамент (мизадж) времени. Кратко эта идея выражена в афоризме по поводу большего сходства людей с временем, чем с отцами. Ибн Арабшах несколько более развернуто излагает эту мысль. «Человек, да и все животные,— пишет он,— таковы, какими делает бытие (кавн) и место (макан), они следуют за различиями в нравах самого времени (ахляк аз-заман). Время же — как сосуд, а человек—как вода. Оно придает ему свои нравы: темные, если темное, светлые, если светлое. Поэтому говорят: цвет воды — цвет сосуда. И еще говорят:людиболее похожи на свое время, чем на отцов»[321].
314
См.:
316
Там же, с. 211б—212а. Кстати сказать, слово «сель» арабского происхождения, от сайль — «бурный поток».
318
Ибн ад-Дая Ахмад. Аль-Ухуд аль-Юнанийя (Греческие заветы). Умар Аль-ат-Мальки. Аль-фальсафа ас-сийясийя инд аль-араб (Политическая философия у арабов). Алжир, 1980, с. 97—98.
319
См.: Ибн аль-Хатиб. Китаб аль-ишара иля адаб аль-визара (Книга указания, или Правила визирской власти).— Маджалля Маджма аль-люна аль-арабийя. Дамаск, 1971, т. 47, вып. I, с. 79—80.
320
Подробно см.: Ибн Арабшах. Приятный плод для халифов и развлечение для остроумцев. Отрывок.— Рационалистическая традиция и современность: Ближний и Средний Восток. М., 1990, с. 249.