Если бы я был знаком с этой историей в те годы, когда погружался в трансгуманизм, у меня, возможно, были бы основания сомневаться в его видениях трансцендентности. Но об этом я узнал лишь много лет спустя. В то время, находя все больше и больше сходства между трансгуманистическими идеями и христианскими пророчествами, я начал задумываться о более конспиративной мысли: возможно, эти технологические видения были не просто похожи на теологические концепции; возможно, они на самом деле были событиями, о которых пророчествовал Христос. Иисус говорил о будущем в основном в метафорах, большинство из которых были туманными, а то и вовсе непонятными. Он говорил о грядущем Царстве, где смерть будет побеждена. Он обещал, что мы обретем новые тела, что мертвые воскреснут, что мы вознесемся на небо и будем жить с Ним вечно. Как еще верховное существо могло донести эти технологические идеи до аудитории первого века, кроме как с помощью притч и гномических изречений? Христос не стал бы тратить дыхание, пытаясь объяснить своим ученикам современные вычислительные технологии или набрасывая на песке траекторию закона Мура. Поэтому он сказал: "У вас будет новое тело", "Все изменится до неузнаваемости" и "На земле, как на небе".
И не сказал ли он на самом деле нечто большее? В библейской школе нас отговаривали от понимания imago dei как формы божественности. Быть созданными по образу и подобию Божьему - не то же самое, что быть богами. Но я прочитал достаточно Библии, чтобы понять, что некоторые отрывки говорят об обратном. В Евангелии от Иоанна, когда фарисеи пытаются побить Христа камнями за то, что он объявил себя божественным, он цитирует один из псалмов в свою защиту. "Не написано ли в законе вашем: "Я сказал, что вы боги"?" - говорит он. Позже в том же Евангелии он настаивает на том, что его трансцендентные силы - способность исцелять больных и воскрешать мертвых - может использовать каждый, кто имеет достаточно веры. "Истинно говорю вам, - говорит он своим ученикам, - всякий верующий в Меня будет делать то, что Я делал, и будет делать еще больше, чем это". Его первые последователи восприняли эти обещания буквально. На протяжении всего первого века распространялись сообщения о том, что апостолы воскрешали людей из мертвых. Петра ученики наделили такими сверхъестественными способностями, что считалось, что даже его тень способна исцелять. Павел часто говорил о Христе как об архетипическом или идеальном человеке, открывшем человечеству дверь на новый путь. Христос был "вторым человеком" или "вторым Адамом", первым представителем новой человеческой расы, которая больше не была скована рабством смертности.
Отцы Церкви тоже считали, что Христос положил начало новому виду человечества. Иустин Мученик настаивал на том, что Христос пришел спасти людей, которых он "считал достойными стать богами", а Климент Александрийский утверждал, что Христос пришел на землю в смертном облике, "чтобы вы могли научиться у человека, как стать богом". Эта доктрина, иногда называемая теозисом, уже давно преподается Восточной православной церковью, но она присутствует и в работах западных богословов, включая тех, кого мы почитаем как евангелистов. Богословие К. С. Льюиса было настолько глубоко пронизано верой в божественность человека, что он утверждал, будто в смертных можно разглядеть предвестия их будущей божественности. "Это очень серьезно - жить в обществе возможных богов и богинь, - пишет он в книге "Вес славы и другие обращения", - помнить, что самый скучный и неинтересный человек, с которым вы разговариваете, может однажды оказаться существом, увидев которое сейчас, вы испытали бы сильное искушение поклониться ему".
Льюис, как и многие христиане на протяжении веков, верил, что это преображение будет сверхъестественным: Бог прославит своих последователей в конце времен. Но разве мы не всегда неправильно понимали то, что пытался сказать Христос? Его метафоры воспринимались слишком буквально, а его истории - как политические, а не духовные. Возможно, он хотел, чтобы мы участвовали в этом процессе, создавая технологии, способные привести его в действие. И, возможно, только теперь, когда мы наконец овладели инструментами, позволяющими воплотить подобные пророчества в жизнь, мы сможем понять, что он имел в виду, говоря о судьбе нашего вида.