Глава 6
В своем эссе "Научить камень говорить" Энни Диллард пишет, что на острове, где она живет, у побережья штата Вашингтон, есть человек по имени Ларри, который живет один в хижине на скале и посвятил свою жизнь тому, чтобы научить камень говорить. Он держит камень на полке, обтянутой куском кожи, и каждый день по нескольку раз открывает его для уроков. Диллард признается, что понятия не имеет, что происходит во время этих уроков, но она представляет, что он пытается научить камень одному слову, например "чашка" или "дядя". Никто не подшучивает над этим предприятием; на самом деле все в городе, включая ее саму, относятся к его усилиям с глубочайшим уважением. "Я желаю ему всего хорошего", - пишет она. "Это благородная работа, и с любой точки зрения она превосходит продажу обуви".
Начав с этого странного анекдота, Диллард переходит к обширному размышлению о разочаровании в природе. Если раньше мир был священным и святым местом, полным болтливых и компанейских объектов - камней и деревьев, способных общаться с нами, - то теперь мы живем в мире, который стал немым. "Молчание природы - это ее собственное замечание, - пишет она, - и каждая чешуйка мира - это скол с этого старого немого и неизменного блока". Мы до сих пор временами жаждем вернуться к древней космологии и прилагаем все усилия, чтобы заставить природу вновь вступить с нами в диалог. Но в конце концов Диллард решительно пессимистично оценивает возможность возвращения. Зачарованный мир, отмечает она, - это "шоу, на котором мы уехали из города". В одном из отрывков она творчески переосмысливает сцену на Синае, когда Бог появляется перед изгнанным народом Израиля и пугает их до смерти своим громовым голосом. Люди умоляют его никогда больше не говорить, и он соглашается. Смысл очевиден: мы сами сделали это с собой. Это мы настояли на том, чтобы духи ушли, это мы изгнали себя из сада. "Трудно исправить свой собственный ущерб, - пишет она, - и вернуть в свое присутствие то, что мы попросили оставить... Сами святые горы хранят молчание. Мы затушили горящий куст и не можем его разжечь; мы тщетно зажигаем спички под каждым зеленым деревом".
Эссе Диллард относится к той группе повествований о разочаровании, которые относят падение из благодати гораздо раньше - не к эпохе Просвещения и становлению современной науки, а к возникновению монотеизма. Не было ли, в конце концов, само понятие imago dei- того, что люди обладают каким-то особым отличием, уединенным романом с Богом, тем, что заставило нас поверить в то, что мы отличаемся от остальной природы, и привело к нашему отчуждению? За стихами Бытия, в которых человечество окрещено образом Божьим, следует наделение Адама "владычеством" над творением, что навсегда связывает исключительность человека с деградацией мира природы. Но эссе Диллард поднимает достойный вопрос: Учитывая, что на нашу культуру наложили отпечаток иудео-христианские повествования и философские традиции, которые на них основываются, возможно ли вернуться назад? Или эти нарративы настолько глубоко встроены в ДНК наших онтологических предпосылок, что возврат невозможен? Это особенно сложно, когда речь идет о наших попытках создать жизнь из обычной материи - заставить наши собственные камни ожить. В ортодоксальных формах иудаизма и христианства способность вызывать жизнь из инертной материи осуждается как язычество, колдовство или идолопоклонство.
Этот страх перед черной магией преследует современную робототехнику с момента ее зарождения. В середине прошлого века он был еще достаточно силен, чтобы Алан Тьюринг почувствовал себя вынужденным обратиться к тому, что он назвал "теологическим возражением" против ИИ. В своей эпохальной работе 1950 года "Вычислительные машины и интеллект" Тьюринг подытожил теологическое возражение в общепринятом понимании следующим образом: "Бог дал бессмертную душу каждому мужчине и каждой женщине, но не животным и не машинам. Следовательно, ни одно животное или машина не могут мыслить". Сам Тьюринг был ярым материалистом и признавался, что "не может принять ни одной части этого" - то есть саму идею существования Бога или души. Но ради аргументации он воспринял возражение всерьез и попытался ответить на него в его собственных терминах. Проблема с теологическим возражением, утверждал он, заключается в том, что оно ограничивает всемогущество Бога. Если Бог действительно всемогущ, разве он не может дать душу слону, если сочтет нужным? А если так, то, вероятно, он мог бы сделать то же самое и с машиной. Этот акт божественного вмешательства, утверждал он, не так уж сильно отличается от деторождения: физический процесс осуществляется посредством человеческой деятельности - секса и зачатия - и все же никто не похвалит родителей за то, что они наделили душу своим ребенком. Подразумевается, что в какой-то момент Бог вмешивается и одухотворяет физическое тело ребенка. "Пытаясь сконструировать такие машины, - утверждал Тьюринг, - мы не должны неуважительно узурпировать Его власть над созданием душ, так же как и над созданием детей: скорее, в любом случае мы являемся инструментами Его воли, предоставляющими особняки для душ, которые Он создает".
С точки зрения аргументов, это удивительно неуклюже. Все, что доказывает ответ Тьюринга, - это то, на чем изначально основывалось теологическое возражение: что люди не способны создать разумную жизнь; что для такого подвига потребуется что-то еще - душа, сознание, - что не учитывалось в механистическом понимании Тьюрингом личности. Тьюринг и его коллеги, в конце концов, не создавали "особняки", которые должны были быть сверхъестественно населены бессмертной душой; они считали, что их машины сами по себе являются жизнью.
-
Когда Брукс и Бреазил работали над своими роботами в Массачусетском технологическом институте, к их команде присоединилась немецкий теолог по имени Анна Фёрст, заинтересовавшаяся робототехникой. Во время работы в архиве Гарвардской школы богословия она забрела в Массачусетский технологический институт и уговорила Брукса разрешить ей пожить в Media Lab, чтобы понаблюдать за работой инженеров и программистов. Фоерст быстро очаровалась роботами - особенно Кисмет, с которой у нее возникла сильная эмоциональная связь. Она вспоминает, как ревновала, когда другим удавалось привлечь внимание робота, и радовалась, когда выражение лица и голос машины, казалось, отвечали ее собственным. На протяжении всех месяцев, проведенных в лаборатории, она пыталась примирить реалистичность этих машин со своей верой в то, что люди созданы по образу и подобию Божьему. "По мере того как наши технические создания становятся все более похожими на нас, они поднимают фундаментальные богословские вопросы", - пишет она в своей книге "Бог в машине", посвященной этому опыту. "В теологии я научилась понимать людей как особенных, избранных Богом, чтобы быть партнерами Бога". Однако идея о том, что мы сами можем создавать разумные машины по своему образу и подобию, предполагала, "что люди - не более чем машины, мешки с кожей, которые можно переделать".
В конце концов она попыталась гармонизировать это противоречие между наукой и религией, обратившись к мистическому иудаизму. В рамках этой традиции считается, что буквы и числа являются строительными блоками творения. Согласно "Сефер Йецира", одной из самых ранних книг иудейского мистицизма, вся совокупность Вселенной основана на мистических комбинациях букв еврейского алфавита, своего рода космическом коде, который предшествовал материи и присущ каждой вещи в мире. Сама ткань реальности информационна. В практической каббале - ветви этой традиции, обучающей использованию освященной Богом магии, - считается, что человек может манипулировать этими цифрами и буквами, чтобы одушевить неодушевленное. В Средние века эта мистическая традиция породила множество историй о големах, в которых люди лепили андроидов из глины и оживляли их с помощью магических заклинаний. В некоторых историях эти заклинания определены как математические перестановки. Согласно каббале, люди способны на это, потому что созданы по образу и подобию Бога и наделены теми же творческими способностями. Фоерст отмечает, что големы, с одной стороны, были инструментами, призванными помочь человечеству и облегчить его жизнь. Но они также были попытками понять Бога и Божье творение. "Создание человекоподобных роботов следует за этим поиском партнерства, - пишет Фоерст. Искусственный интеллект был одновременно формой поклонения и "повторением Божьего акта создания нас".