Я начинаю бороться. Ни за что на свете он не затащит меня в свою камеру пыток без борьбы.
Мое тело замирает, когда он запирает дверь и меня встречает стол, накрытый как в роскошном ресторане.
Элегантные обои покрывают стены, а огромная картина со смелыми мазками теплых тонов занимает половину противоположной стены.
По обе стороны от элегантно сервированного стола стоят два красных бархатных стула.
Если бы у меня не было подозрений, я была бы почти уверена, что это один из тех ресторанов, где есть частные столовые.
Но, с другой стороны, зачем Джереми привел меня сюда на ужин?
Вопрос, должно быть, написан на моем лице, потому что он опустился на один из изысканных стульев и жестом указал на стул напротив себя.
— Садись, и тогда ты сможешь задать свой вопрос.
Мои шаги жесткие, даже слишком, когда я осторожно опускаюсь на сиденье.
— Что это за место?
— Место, где можно поесть, — Джереми берет меню и просматривает его с тревожной беззаботностью.
Может быть, он делает это специально, прекрасно зная, как я нервничаю.
— Зачем ты привел меня сюда?
— Я согласился ответить только на вопрос, а не на вопросы. — Он показывает на мое нетронутое меню. — Выбери что-нибудь.
— У меня нет аппетита.
Он смотрит на меня поверх меню.
— Почему?
— Ты серьезно спрашиваешь меня об этом после того, как преследовал меня, напал на случайных парней и похитил меня Бог знает куда? Еда — это последнее, о чем я думаю в данных обстоятельствах.
— Преследование, нападение и похищение. Три серьезных преступления, не находишь?
— Для тебя это шутка? — спрашиваю я дрожащим голосом.
— Нет, но ты должна верить, что это , потому что не воспринимаешь мои слова всерьез. — Его взгляд скользит по моему меню. — Выбери что-нибудь, или я сделаю это за тебя и запихну еду тебе в глотку.
Мой позвоночник резко выпрямляется, и я тянусь за меню. Это для самосохранения, и я выбираю только свои битвы.
Вот и все.
Это все.
Названия блюд, которых я никогда раньше не видела, выписаны передо мной золотыми буквами, но цены не указаны. Я бывала во многих подобных ресторанах, обычно с родителями, бабушками и дедушками, поэтому я знаю, что это место либо эксклюзивное, либо дорогое, либо и то, и другое.
Дверь открывается, и я резко поднимаюсь на своем месте, когда в комнату входит ухоженный мужчина в очках без оправы.
Он ставит на стол несколько закусок и бутылку водки высшего сорта перед Джереми. Он принимает его заказ, а затем поворачивается ко мне. Я выбираю суп, в котором было меньше всего странных ингредиентов.
Как только он уходит, я жалею, что он это сделал.
Джереми наливает немного водки в свой стакан и взбалтывает ее, наблюдая за мной своим пустым взглядом.
Я заставляю себя встретиться с ним взглядом, даже когда мои ногти впиваются в колени.
— Что ты хочешь от меня?
— Как ты думаешь, чего я хочу? —
— Я бы не спрашивала, если бы знала.
Он делает глоток своего напитка.
— Угадай.
— Ты мстишь мне за то, что я пошла на посвящение, когда меня лично никто не приглашал?
— И да, и нет.
— Ты можешь объяснить?
— Могу, но не буду.
Я сужаю глаза, и его губы слегка кривятся.
— Ты в порядке? Выглядишь немного раздраженной.
— Тебе это нравится?
— Очень, — его голос понижается при этом слове, словно дразня меня.
Мне хочется проклясть его в самые темные ямы ада, но я заставляю себя глубоко вдохнуть и сохранять спокойствие.
Вдох. Выдох.
Это того не стоит.
Вдох. Выдох.
Он, наверное, делает это специально, чтобы поддеть меня, и я не доставлю ему такого удовольствия.
— Где твои раздражающие, самодовольные реплики? — он продолжает взбалтывать содержимое своего стакана. — У кошки язык пропал?
— Скорее, нежелательное существование лишило меня дара речи.
— Осторожнее. То, что я проявляю терпимость, не означает, что ты должна испытывать границы.
— И что же это?
— Ты уверена, что хочешь знать? Взамен ты должна рассказать мне о своих.
Я потянулась за закуской без какой-либо другой причины, кроме как проигнорировать ситуацию и остановить свои пальцы от соприкосновения друг с другом.
— Не заинтересована. — Бормочу я.
— Но я заинтересован. Так почему бы тебе не рассказать мне, почему кляп и наркотики — твои единственные ограничения? Значит ли это, что ты не против жестокой порки, шлепанья, игры с дыханием и ножом, но не можешь справиться с простым кляпом? Что за философия стоит за этим? — мои пальцы дрожат, и я чуть не расплескиваю стакан с водой, когда подношу его к губам.