Мы находим у Григория Богослова мысль, что «находящемуся в теле нет никакой возможности быть в общении с умосозерцаемым без посредства чего–либо телесного», и что соединение образов — все же только образы, а вне образов мы не представляем Бога. Первое утверждение, навеянное вероятно ари–стотелизмом, не соответствует господствующему среди отцов убеждению, что покорение нашего духа плоти ненормально и может быть преодолено, и что духовное созерцание возможно и в этой жизни. Вторая мысль правильна, если под образом, в котором мы мыслим Бога понимать не чувственный образ, но конкретную и ограниченную форму умопредставле–ния — идею Бога или Божественных свойств. Идеи наши, конечно, всегда останутся ограниченными, сколько бы мы их ни умножали и ни усовершали. И единая «все–идея» Существа Божия, достигнутая в крайнем напряжении нашего духа, останется все же несовершенной человеческой мыслью. Однако, нельзя забывать, что все наши идеи имеют не только отчетливо мыслимое содержание, но и динамическую силу, обращающую наш ум ко всей полноте реальности познаваемого нами, хотя бы эта реальность была бесконечно богаче того, что мы уже отчетливо постигли в ней. Всякая идея есть не только духовный образ познаваемого, но и путь к его совершенному познанию. Поэтому каждая истинная идея о Боге драгоценна; потому драгоценно и отеческое богословие, ибо оно вместе с Писанием и высочайшими творениями человеческого любомудрия открывает нам бесконечный путь богопознания, а не только дает нам заключенные в слове законченные сведения о Боге, которые мы могли бы пассивно запомнить…
«Не Бог еще то, что мы представили себе под понятием Бога или чем мы Его изобразили, или чем описало Его слово, а если кто–нибудь и сколько–нибудь обнимал Его умом, то как это докажет?» Опыт внутренней встречи с Богом остается, как таковой, личной тайной, а понятия о Боге, конечно, не тождественны Богу и не Божественны, хотя Бог в них может и отражаться и пребывать… Григорий Богослов замечает, что рациональные определения ограничивают Бога, ибо неизбежно узки, а отрицать в Боге мыслимые нами свойства не значит определять, что Бог есть… Таким образом мы не можем преодолеть недостаточности всех форм нашего знания, в которых мы только можем выразить известное нам о Боге: не только Сам Бог выше нашего разума, но выше него и то, что может быть пережито нами в богообщении или узрено в богооткровении… «Как воззрит на Тебя ум, ибо Ты непостижим никаким умом!.. Ты един и всё.. Ты ни един, ни единое, ни всё. О, Всеименуемый! как наименую Тебя, единого неиме–нуемого?..» «Слово о Боге чем совершеннее, тем непостижимее, тем к большему ведет числу возражений и самых трудных решений…» Григорий Богослов более других отцов подчеркивает трудности богопо–знания; осознание их необходимо, чтобы избегать наивной самоуверенности и ошибок недомыслия и неосторожности.