Мы уже говорили, что Григорий Нисский считает плоть человека не принадлежащей по замыслу Божию к идеальному составу человека: она была прибавлена к нашей природе только в предвидении грехопадения и окончательно уничтожается смертью. «Я понимаю под кожаными одеждами[32]), — пишет он, — тот образ неразумной природы, которой мы были облечены вследствие нашего общения со страстной (чувственной) жизнью… Прибавленное к нашей истинной природе — соединение тел, зачатие, деторождение, питание грудью, всякое питание, желания, юность, зрелость, старость, болезни, смерть». Бог сперва сотворил человека по образу Своему, потом прибавил к нашей природе мужское и женское начало. Плоть необходимо смертна; бессмертие же духовно… Характерно, что Григорий Нисский говорит, что Адам господствовал в раю не над внешним миром, а над «таинственным царством», и не над животными, но над страстями. Так же, слова ап. Павла о том, что вся падшая тварь ожидает освобождения от смертности, он понимает как ожидание ангелами нового духовного мира. Вместо «кожаных одежд» первые люди до грехопадения имели «светозарные одежды». И после воскресения мы будем иметь «легкие воздушные тела»… В Церкви общепринято учение, что тело грешного человека стало грубым, отягощающим душу, непослушным духу, страстным, болезненным и смертным; но природа тела одна и та же до грехопадения, после него и после воскресения: меняются лишь состояния тела, потому что меняется духовная и душевная жизнь человека. Св. Григорий и признает единство нашей телесной природы (например, говоря о воскресении) и отрицает его в учении о «добавочной» животной природе. Причина противоречия в сочетании у него церковного предания с теорией двух творений и двух принципиально различных устроений человека: — идеального человека и человека, созданного в предвидении падения. Эта теория не имеет основания в Св. Писании и апостольском Предании: Бог творит человека без всяких недостатков, таким, каким он должен был быть, т. е. безгрешным и вместе с тем рождающим, питающемся духовно и телесно, возрастающим, но не больным, страстным и умирающим. Зло и в духе и в теле человека от его свободы, а не от Бога. Идея творения «в предвидении грехопадения», вообще, глубоко противоречива: если Бог дал нам животность, животность же есть нечто отрицательное в человеке, то она не могла не ввести людей во все соблазны, за которые тогда ответствен Бог[33]). Падшая духовная и телесная природа человека есть следствие греха, а не предварительное условие его, сотворенное Богом. Невозможно ставить в один ряд с одной стороны питание, рост, деторождение, с другой стороны страсти, болезни и смерть: в одних проявляется жизнь, в других распад ее; неверно, что первое необходимо ведет ко второму, что «животность», порочность и смертность одно и то же, ибо тогда Бог сотворил порок и смерть. Страстность, болезни и смерть не происходят ни от пола, ни от питания или роста, но от греха, грех же — из нашей духовной свободы.
Григорий Нисский думал, что духовная природа без тела утвердилась бы окончательно в добре или зле: будучи чисто духовным и раз согрешив, человек пал бы невозвратно. Животность духовно ослабляет человека и вводит его в грехи и соблазны, но при этом и зло не обнаруживается перед ним в его последней глубине: человек может убедиться в скверне плотской жизни, обратиться к Богу и спастись; самые страдания и смерть не дают ему укрепиться во зле. В [этом своеобразная польза животности, предвиденная Богом… Но, во–первых, сам св. Григорий не считал падения ангелов окончательным; следовательно и человек мог бы спастись и раскаяться и без отрицательного чувственного опыта. Во–вторых, можно, вообще, обратиться к Богу совсем не потому, что нам противна плотская жизнь, но из любви к Богу, как Всесовершенному Существу. Можно любить Бога и не ненавидеть брака, деторождения, питания, роста и т. п. «Плоть», «душевность», «мир сей», когда они понимаются Писанием в отрицательном смысле, не означают плоти, души или мира в их сущности или в целом, но только в меру их извращенности злом — в гордыне, лжи, злобе, слабости, похоти, жадности, разврате… В–третьих, смерть не есть гарантия спасения и возможное положительное ее значение не в разложении тела, а в том, что она совершенно выводит нас из падшего мира, отравленного не только похотью, но прежде всего духовным злом… Все сотворенное Богом прекрасно само по себе, а не в пред–ведении зла. Человек до грехопадения был во всем совершен — и духом и телом. И брак и рождение детей и питание и развитие и дружественное общение со всей природой (животным, растительным и материальным миром) были установлены в раю, что очевидно из Св. Писания (См. прежде всего Быт., 1–И). И Церковь во время таинства брака молится «Боже пречистый и Создатель всей твари, ребро праотца Адама по человеколюбию Твоему преобразивший в жену и благословивший их и рекший: плодитесь и множьтесь и обладайте землю…» Следовательно Церковь признает, что заповедь о рождении детей была дана в раю. После изгнания из рая для падшего человека исполнение этой заповеди, как и всякой другой, становится делом подвига, сопряженного со страданиями, но семья остается райским установлением.
33
Слово «животность» может пониматься в смысле природы, свойственной животным, или в смысле страстности, грубости и даже кровожадности («зверинства»). Нормально человек должен был бы обладать животностью только в первом смысле. Григорий Нисский не различает указанных понятий.