Прекрасное занимает в Писании и патристике исключительно большое место именно потому, что оно необходимо присуще цельности бытия, т е. его совершенному многоединству. Красота есть явление полноты бытия в его идеальном внутреннем сочетании. В прекрасном все необходимо, все находится в совершенном отношении к другому, требует его и животворит его, соединяется с ним, является в нем и обогащается им. Целое открывается, во всех своих членах и смысл всего уясняется в целом. Эта гармония возможна только в полноте жизни, истины и любви; единство никогда не может быть простой данностью: оно осуществляется единством жизни, в любви, во внутреннем взаимоотношении всего. Поэтому красота всегда динамична, привлекает к себе, возбуждая любовь. Поэтому отцы так часто говорят о Божественной красоте, о красоте Христа и Духа Св., красоте святости и правды, ибо в этой красоте является, как в Славе Божией, совершенство Божественного бытия, в его жизненной, влекущей силе. В красоте совершенство абсолютно очевидно и абсолютно желанно. Созерцающий красоту не может не быть привлечен ею.
«Жизнь в добре не заключается в одной какой–либо форме или образе. Искусство ткача ткет одежду, делая материю из многих натянутых нитей — одних вдоль, других поперек. Так и для добродетельной жизни необходимо многое, чтобы ее соткать: эти нити перечисляет апостол, когда говорит о любви, радости, мире, великодушии, доброте и других добродетелях, украшающих того, кто освободился от тленной жизни, чтобы облечься в небесное нетление». «Небесное нетление», т. е. вечная целостная жизнь, очевидно не может исчерпаться одним каким–нибудь свойством: ей необходима полнота, но полнота в совершенном единстве… По словам св. Григория, Сам Божественный Логос предупреждает нас, чтобы мы не стремились к одному благу, пренебрегая другими. И святой отец не делает различия между общечеловеческими добродетелями и теми, которые с особой силой проповедуются христианством (верой, надеждой, смирением, любовью): всякое добро от Бога и нужно человеку.
«Все, кто освободились, как от грязной одежды, от ветхого человека[34]) с его делами и похотью, облеклись в чистоту жизни, в светозарные одежды Господа, какими Он показал их в преображении Своем на горе, или лучше — они облеклись в Самого Господа нашего Иисуса Христа, в Его одежду любви и преобразились по образу Его бесстрастия и Его Божества».
Когда человек был в раю, достоинство его было высоко и «он был исполнен дерзновения, наслаждаясь видением Бога лицом к лицу». Дерзновением мы переводим греческое слово «парресиа», что означает буквально «свобода слова», откровенность… В грехе человек покрыт стыдом и не смеет предстать перед Богом. Но возрожденному человеку возвращено прежнее дерзновение, при условии чистоты и, прежде всего, чистоты совести… Дерзновение сближается со свободой, стыд — с рабством. «Сложив с себя все чуждое, т. е. грех, освободившись от стыда за свои вины, душа вновь находит свободу и дерзновение». «Самостоятельность и неподчиненность свойственны Божественному блаженству, поэтому и человек богоподобен свободой». «Человек, сотворенный по образу Божию должен иметь все блага Первообраза. Но между этими благами находится и свобода от необходимости». «Душа человеческая сразу показывает свою царственность и возвышенность, удаленную от всякой низости, в том, что она никому не подчинена и самостоятельна, самодержавно распоряжаясь собой соответственно своим собственным решениям… Царское достоинство, с которым была сотворена наша душа, как раз и составляет ее подобие Божеству».
Человек не раб, а служитель Бога. Служение неотделимо от тварности: твари подобает служить Богу и это служение почетно. Если Моисей назван служителем Бога, то это значит, что «он был выше всего: никто не может служить Богу, не поднявшись над всем мирским». Моисей был и другом Божиим. «Нет более достоверного свидетельства о совершенстве Моисея, чем то, что он назывался другом Божиим… Ибо это действительно совершенно — оставить греховную жизнь не из страха наказания, как рабы, но опасаться только одного — потери дружбы Божьей, и ценить только одно — стать другом Бога, ибо в этом совершенство жизни».