Я терпеливо ждал, пока парень соберется с мыслями.
- Найти так называемые «уязвимости нулевого дня» в чужом программном коде могут не многие. Прежде всего те, что сами занимаются софтом - у них имеются соответствующие знания. Ну и пираты... Те, кто зарабатывает на жизнь такими вот задачами.
- Подробнее, пожалуйста.
- Про пиратов? В основном, это те же хакеры, но объединенные общими целями. Например: им нужно вскрыть базу электронных счетов N-ского банка. Собирают команду - у каждого свои фишки, наработанные системные схемы... Разрабатывают общую стратегию и фигачат сразу по всем направлениям.
Я помотал головой. Бороться с апатией было невыносимо трудно. Встав, открыл форточку и закурил.
Темна вода во облацех... С чего отец решил, что я смогу распутать этот клубок? С другой стороны, остальным-то - вообще наплевать. Да и мне жить с оглядкой неохота. Рано или поздно - достанут ведь...
- Макс! Ты спать не собираешься?
- Да нет. Кофе же...
Везет. А мне вот уже не помогает. Сходив в прихожую, я шлепнул на стол синюю папку с делом Мерфи и те несколько уцелевших, что возил к отцу.
- Надеюсь, подписку о неразглашении с тебя брать не надо?
- А кому я расскажу? - парень хмуро открыл верхнюю папку.
- Первым делом - найди вот этого. - я постучал по фотографии Рашида.
- Есть одна идея... Но вам она может не понравиться.
- Говори.
- Я могу залезть к вам в Управление. Найти ту программу... И посмотреть, откуда взяли фото.
- То есть, ты предлагаешь взломать ФСБ?
- Говорил же: я хороший хакер. Никто не узнает...
- Тебя же поймали на крючок!
- Это было давно. Я был тогда еще дурак, свои же и подставили.
- А сейчас?
- А сейчас нет никаких «своих». Что знают двое - знает и свинья, поэтому я один. А вы меня не выдадите.
- С чего ты взял?
- А что, не так? Сами мне секретные дела подсунули.
- Ладно. Убедил... Найди мне этих троих. А я...
Несмотря на возбуждение, я всё время зевал.
- А вы спать ложитесь. Знаете, когнитивные функции головного мозга напрямую зависят от серотонина, выделяемого...
- Ладно, ладно, умник. Согласен.
Не раздеваясь, я вытянулся на тахте. Ноги не поместились, и неудобно свисали с края, но мне было уже всё равно.
АЛЕКС МЕРФИ
...Испытание оказалось гораздо страшнее, чем я подозревал: тонкий канат над ямой с горящей нефтью. Задыхаясь, ползу, как муравей, над огненной пропастью. Одежда и волосы дымятся, спина превратилась в сплошной ожог... Даже не подозревал в себе такую волю к жизни.
В следующий раз - еще веселее: отвесная стена. Без страховки, босиком... Задрав голову и не увидев в темноте, где она кончается, я осознал: до верха не доберусь. Представил, как это будет: пальцы устанут, я сорвусь и полечу вниз... Снова затошнило, слюна стала горькой. Я уткнулся лбом в камни, и застыл, пережидая приступ.
В спину уперся ствол автомата. Я не шевелился. Удар... Еще один... Черт. Придется лезть, а иначе они забьют меня прямо здесь.
Стена была гладкая, с крошечными трещинками, в них едва можно было просунуть кончики пальцев. Один раз из-под руки вывернулся камень, на который я только что перенес вес. Падение удалось затормозить, ободрав до костей пальцы и колени и сорвав два ногтя... Горячий ветер сыпал песком в глаза, отрывая тело от зыбкой, ненадежной опоры. Но я, сцепив зубы и стараясь дышать как можно ровнее, сантиметр за сантиметром полз вверх, почти вслепую, ощупывая трещины потерявшими чувствительность пальцами...
Сам не понял, как добрался до верха. Лежа на плоской крыше и глядя в черное, без единой звезды небо, я плакал. Бесконечное одиночество и безысходность овладели моей душой. Какой смысл бороться? Однажды я не справлюсь: сорвусь, утону, сгорю... Однажды моей удачи не хватит.
На этой крыше - крошечном пятачке два на два метра, рядом с выбеленными солнцем костями другого несчастного, я понял, что уже не выберусь. Баста, это мое последнее приключение.
Подобравшись к краю, я заглянул вниз. Ничего не видно... Налетел горячий ветер, высушивая слезы и пот, кожу стянуло. Сразу заболели все царапины и ссадины, нестерпимо заныли кончики пальцев с сорванными ногтями... Если б я видел землю, я бы прыгнул. Во всяком случае, надеюсь... Но казалось, что эта голодная пустота не имеет дна, что я буду падать целую вечность, что мучительный полет не прекратится никогда...
В камеру я вернулся опустошенный, отказался от завтрака, лег и отвернулся к стене, чтобы не видеть сочувствующего лица Кидальчика.