Только он, старый добрый Андрэ, мог позволить столь небрежный тон. Они были вместе с самого детства... Толстый неуклюжий мальчик в клетчатых брюках, канареечной рубашке и нелепой бабочке, - над ним тоже смеялись и не хотели играть... Аутичный ребенок сам находил развлечения.
Узнав о тайных забавах Андрэ, Траск хотел всего лишь припугнуть одноклассника, чтобы заставить его подчиняться, но потом... Потом понял, каким он может стать в умелых руках. Андрэ только с виду казался тупым, заторможенным... За нелепой внешностью, как это часто бывает, скрывался острый, изобретательный ум. И всего лишь нуждался в управлении...
Потакая его слабостям, Траск добился абсолютной преданности, сделав Андрэ своим тайным оружием. Они многое пережили вместе, и это позволяло помощнику проявлять неуважение. Иногда.
- Что ты имеешь в виду, объясни толком!
- Котировки акций падают. На данный момент мы потеряли четверть миллиарда...
Траск подобрался. Все обиды отошли на задний план. Лучше всего он чувствовал себя в состоянии едва сдерживаемого возбуждения: когда опасность подбиралась близко, ни на что другое не оставалось времени.
- Ты думаешь, это как-то связано с Удильщиком?
- Не знаю, сэр, нужно разобраться.
- Кто-то пытается «вытрясти спекулянтов»?
- В том-то и дело, что никто конкретно. Просто пошла общая тенденция, и всё. Так бывает, когда играют на понижение...
Траск принял решение:
- Мы не летим в Нью-Йорк, отмени все встречи. Свяжись с конторой, они должны быть готовы выполнять команды в мгновение ока.
- Да, сэр.
Секретарь отдал водителю приказ свободно колесить по городу, а сам углубился в плотные столбцы цифр на экране ноутбука. Они оба привыкли работать в машине, - лимузин давно стал передвижным офисом. Теплым, уютным и безопасным...
Траск зловеще улыбнулся: Большая Игра началась!
Глава 5
ГЛАВА 5
АЛЕКС МЕРФИ, МОСКВА.
Рывком выбило из сна. Кто-то меня толкнул, нас потащило по проходу, ударяя о ножки сидений... Грохот, скрежет, детский плач...
Судорожно хватаясь за поручни, выбрался из тяжелой, душной людской кучи, но тут раздался еще один толчок... Автобус повалило на бок, понесло. В окне над головой мелькнули оранжевые всполохи... Скрежет перешел в пронзительный металлический визг. Еще один удар, потолок мнется, а мы все внутри - как килька в томате...
Качели взлетели слишком высоко.
- Эй, тут кажись живой!
- Где я? - голос не слушается, и кажется, я заговорил по-английски...
- Точно живой! Давай носилки!
- Подождите! Что случилось? Кто вы?
Мне в лицо тычется пятерня в грязной вязаной перчатке с обрезанными пальцами. Ногти с черными каемками и в заусенцах.
- Сколько пальцев? Как зовут?
- Куда вы меня тащите?
- Успокойтесь, у вас шок. Сейчас сделаем укольчик... - подходит девушка. Шмыгает носом, неловко держа шприц варежкой.
- Да подождите! Я цел! Ни царапины!
- Могут быть внутренние повреждения. Не сопротивляйтесь, гражданин! Сейчас вас отвезут в больницу...
Склоняясь надо мной, она старается улыбнуться, но подбородок предательски дрожит, глаза - белые от испуга... Да что случилось-то?
- Не надо меня никуда везти! Я не хочу! Выпустите меня!
Я задергался, пытаясь слезть с каталки. Панический ужас мешал вдохнуть... Я же сбежал, у меня же получилось!
Наконец, выпростав руки, расстегнул пряжки... Мои плечи придавили чьи-то руки:
- Браток! Не гневи Бога, послушай сестричку. - таким тоном обычно говорят с психами...
- Да я здоров! Ничего не болит!
- Вот то-то и оно... Все остальные всмятку, а у него - даже не болит ничего. Считай, в рубашке родился. И с золотой ложкой в жопе.
Я разом вспотел, в ушах зазвенело.
- Что... Вы... Говорите?
- В рубашке...
- Нет! Что случилось? Как автобус?
- Никого больше нет, браток. Не выжили. Только ты.
Живот скрутило. Я оттолкнул мужика, неловко соскользнул с каталки и упал на колени. Жгучая горечь поднялась из желудка, заполнила рот и ноздри, я закашлялся. Что я сделал не так? Почему погибли эти люди? Я даже не знал никого из них! Почему они погибли, а я - нет?!
Откатившись от дымящейся рвоты, я сел, набрал полную пригоршню колких льдинок и размазал по лицу. Снег окрасился красным. Недоуменно посмотрел на него, набрал чистого, и снова прижал к щекам. Ничего не понимаю...
Сколько в автобусе было человек? Тридцать? Сорок? Почему они? Я же не «щелкал» почти, жил себе, никого не трогал... Надо сдаться, пока не поздно. Пока люди не начали гибнуть сотнями... Кому я мог помешать? Вынуждают меня бежать, а страдают другие...